Глинтвейн для Снежной королевы
Шрифт:
Старик прошел по чердаку. Откуда-то на него капнуло. Он удивился, не успел ничего подумать, как его захлестнуло знакомое ощущение находки — помесь ужаса и подвалившей удачи. Капнуло сверху. Самойлов внимательно посмотрел на Инку. Она рылась в старом ящике с бумагами. Старик закрыл глаза руками, постарался внутренне успокоиться. Капнуло еще раз. Еще ничего не поняв до конца, Старик поднял голову и постарался разглядеть самый верх купола. Так и есть. Там что-то было подвязано, в самом верху. Не опуская голову, Старик скосил глаза и посмотрел на Инку. Она, замерев, осторожно глядела на него. Старик сбросил куртку:
— Что это там?
— Где? — тут же откликнулась она
— Вверху!
— Наверное, труп подвязан, — Инна пожала плечами и виновато улыбнулась.
— Где лестница? — спросил он, уже понимая, что никакая лестница тут не поможет: очень высоко.
— Нет такой длинной лестницы, если полезете, то по перекладинам.
Опять перешла на «вы». Испугалась?
Маленькое окошечко не давало света вовсе, но Старик всматривался до синевы в глазах, потом схватился руками за нижние перекладины и с кряхтеньем полез вверх. Инка села на пол, обхватила руками колени. Самойлов уже через минуту подумал, успокоившись, что ничего, в принципе, на него капнуть сверху не могло, если «это» висит здесь с весны. Он лез наверх долго… Он уже хорошо видел большой полиэтиленовый пакет, обвязанный веревками и притянутый к самому верху. Увидел и нечто, темнеющее в этом пакете. Кружилась голова, останавливаться приходилось через каждые пять минут. Самойлов молил бога, чтобы не упасть, пот заливал глаза, болела после вчерашнего поясница. Он уже дотянулся рукой с перочинным ножом до одной из веревок, когда другая рука сорвалась. Старик выронил нож, но успел ухватиться правой за перекладину. Покачавшись на одной руке, он смог уцепиться и второй. Веревки пришлось разматывать. Пока он копошился, из кармана вывалился леденец и, кружась, как семечко ясеня, приземлился на металлическую сетку рядом с ножом. Самойлов уговаривал себя: «Еще парочка узлов, и ЭТО свалится, еще парочка…»
Самойлов проследил взглядом за ЭТИМ, когда оно падало вниз. Ему показалось, что ЭТО летит медленно и падает с шелестом, непривычным для мертвого тела, даже замотанного в полиэтилен. Слезал он быстрее. Инка так и сидела, опустив голову в колени. Он подошел к ней, плечи ее вздрагивали. Старик вздохнул, оттащил от сетки добычу и стал разматывать полиэтилен. Он уже понял, что лазил зря, но никак не мог расстаться с ощущением находки, а когда размотал, понял, почему ЭТО так легко падало: в полиэтилене лежало огородное пугало — палка с чем-то для головы, одетая в рваную мужскую одежду и какие-то другие тряпки. Старик сел на пол. Инка подняла голову и наконец позволила себе расхохотаться вслух. Полиэтилен был влажный — вероятно, она проделала все это рано утром. Было еще холодно, здесь, в тепле чердака, сконденсировалась влага, на Самойлова и капнуло… Старик не мог пошевелиться и вдруг заметил, что он тоже не прочь посмеяться. Или поорать. Он сполз кое-как с чердачных ступенек лестницы и поплелся собирать свой портфель. Он даже не был сердит, поэтому никак не отреагировал на Инкины выпрашивания прощения. Он просто пошел к калитке, не оборачиваясь, а девчонка все стояла на крыльце и кричала ему в спину:
— Дед, ты еще в колодец не слазил! Дед, она вполне может поместиться в нишу, там выдолблено углубление, когда отец строил колодец, он сделал углубление, внизу!..
— Пропади ты пропадом! — выдохнул Самойлов вместо прощания.
АДВОКАТ
В дорогом шелковом халате, с мокрыми после душа волосами (на волосах — сеточка, чтобы не растрепались) вытряхивает в ведерко лед, протирает бутылку шампанского. Думает, открывать или все-таки подождать, пока появится гостья?…
Жизненное
В плоском салатнике плавают головки желтых роз. Между их крупными раскрывшимися головками плавают лепестки красных роз. Адвокат сам составил эту композицию.
Он тучен, коротконог, с черной шерсткой на спине, плечах и предплечьях, с нежными большими глазами и красиво очерченным ртом под тонкими полосками усов — одним словом, лапочка, из тех обаяшек, что нравятся женщинам с первого сказанного ими слова.
Он берет с туалетного столика в спальне флакон с пульверизатором и брызгает себе на шею, потом — поверх халата.
В это время в дверь уже звонят.
Гостья врывается в квартиру с необузданностью отчаяния. Именно такое выражение лица больше всего нравится адвокату, когда женщины раздеваются — сомнение, страх и отчаянная решимость. При этом она почему-то держит во рту зубами свою сумочку. Адвокат пятится, отслеживая каждое ее движение. Когда они дошли таким образом до гостиной — мужчина, пятясь задом, а женщина — снимая на ходу чулки, это было похоже на странный танец — адвокат небрежным движением сбросил с себя халат. Женщина вынула изо рта сумочку и показала белые зубы, издав тихий сладострастный рык.
— Шампанского! — прошипела она.
Адвокат занялся бутылкой, женщина стояла рядом, пританцовывая, отсчитывая одной ей слышный ритм. Пробка вылетела, в грудь женщины ударила пена. Адвокат обнаружил, что забыл приготовить бокалы. Он отправился за ними, накинув халат, а женщина пошла в спальню.
Адвокат дышал на стекло, натирая его потом салфеткой.
Женщина, стараясь не шуметь, открывала ящики комода и шкафов, обшаривала тумбочки.
Когда Адвокат принес бокалы, пена в бутылке уже успокоилась. Он не успел разлить шампанское — подошла женщина с небольшим пистолетом в руке (пистолет она обмотала голубыми ажурными трусиками) и выстрелила ему в грудь.
ПРОБЛЕМА
Через два дня после выстрела с шампанским Марусе позвонили. Это было вечером, когда она, развалясь в кресле, в темноте «под Вагнера» поедала из коробки конфеты.
Узнав голос, Маруся так и вспыхнула скулами.
Марк Корамис вежливо поинтересовался, не надумала ли она приехать к ним в Бостон. Так он начинал каждый свой разговор.
— Я не люблю детей, я их боюсь, — именно так Маруся каждый раз аргументировала свой отказ.
В который раз Марк сказал, что он не против подождать, пока сын вырастет. Потом он перешел к делу и сказал, что ему позвонила девочка, которая жила раньше с Антуаном.
— Лера? — удивилась Маруся.
Марк Корамис с легкой укоризной напомнил свою просьбу — никому не давать его номер телефона.
— Я не знаю твой номер телефона! Ты всегда сам звонишь! — Маруся испугалась, хотя еще не успела понять — чего именно.
— Конечно-конечно… — не поверил Марк и заметил, что девочка звонила из Бостона.
— Этого не может быть, — прошептала Маруся. — Ты уверен?
— Я уверен. Она была в аэропорту. Звонила перед отлетом.
— Чего она хотела?
— Передать от тебя привет.
После этих слов Марусе стало совсем плохо. Коробка с конфетами упала на пол.
— Сделай для меня одолжение, посмотри, когда после этого звонка улетал самолет в Москву, — попросила она.
— Хорошо, я посмотрю и перезвоню тебе.
— Нет! — закричала Маруся. — Ты не перезвонишь! Ты положишь трубку и пойдешь смотреть, сейчас не время экономить, это очень важно!
— Хорошо, хорошо, — удивился мужчина, — но ты можешь сама посмотреть по Интернету. Я именно это сейчас и делаю.