Глинтвейн на двоих
Шрифт:
— Мы мало знаем друг о друге, — заговорил профессор, — я думаю, будет время, когда мы начнем понимать друг друга с полуслова.
Аня задумчиво смотрела вслед удалившимся уткам.
— Ты правда хочешь, чтобы мы больше узнали друг друга?
— А ты разве нет?
Она приподнялась на цыпочки и прижалась щекой к его щеке.
— Все-таки здесь неуютно, — заявила она. — Как было бы здорово поговорить про все это в тепле, у камина. Или при свечах, как в мастерской у Савелия. Выпить глинтвейна.
Она слабо улыбнулась.
— Поедем сейчас ко мне, — предложил он.
— Лучше
— Через неделю ты будешь в форме, на этот раз не сорвется? Пойми, это последний шанс провести время вместе перед моей командировкой.
Его командировка! Она забыла о ней.
— Я думаю, что мы увидимся, — сказала она. — Но, понимаешь, я боюсь загадывать вперед. Видишь ли, у меня в жизни бывают периоды, когда все против меня. Все и вся. Знаешь, по-честному, когда ты со мной вчера вот так заговорил… не так, как всегда, мне почудилось, что даже ты… Теперь я знаю: ты со мной. Но эта полоса невезения… Раньше я думала: просто переждать, и все изменится к лучшему. Но теперь мне пришло в голову: а что, если попробовать вырваться? Только одна я не смогу. Не получится. Ты мог бы мне помочь?
— Каким образом?
— Не знаю, — честно призналась она. — Не знаю.
Глава 26
К числу непредвиденных обстоятельств, направленных против нее и него, могла быть плохая погода. Холодный осенний дождь, который не дал бы им прогуляться по лесу, сходить к озеру. Но погода благоприятствовала как никогда. Утром, едва проснувшись, профессор ощутил необыкновенную свежесть и бодрость как будто выпил огромнейшую чашку крепкого кофе. Почему-то ему казалось, что в этот необыкновенный день у него все должно получаться. Приподняв штору, он увидел поседевший от мороза город, и багровое осеннее, только поднявшееся солнце источало, казалось, не тепло, а мороз. Он не сразу осознал глубину своего разочарования, когда позвонила Аня и жалобным голосом сообщила, что к ней опять нагрянули родственники.
— Много? — спросил он, помолчав.
— Не очень. Дядя с теткой и двое взрослых племянников. Но достаточно, чтобы устроить мне сумасшедший день…
— Они что, собираются осматривать город?
— Где там. Они проездом за границу. Приторговывают. Завтра у них пересадка на поезд. Сутки им нечего делать — только водку пить. Слышишь — уже начинают…
Он действительно слышал отдаленный гул голосов — приглушенные мужские басы и один, повизгивающий, — женский.
— Да повезло с родственниками…
— Я ведь их не выбирала…
Он чувствовал, что она готова расплакаться.
— Они так редко у меня бывают — и надо же — именно теперь…
— Перестань, — сказал он, — не переживай. Что-нибудь придумаем. На всякий случай подготовься в любой момент выехать. Прихвати самое необходимое.
— Они меня не выпустят. Требуют, чтобы я с ними разговаривала.
— Ничего. Посмотрим.
Его не оставляло предчувствие, что события в этот день должны повернуться так, как он хочет. Только для этого надо было повести себя неординарно,
Полтора часа спустя он набирал ее номер по таксофону.
— Как родственники, угомонились?
— Где там! Тебе разве не слышно?
Действительно, мембрана передавала разнобой голосов, на этот раз звучавший в ином тоне — беспокойном, почти агрессивном.
— Что это они так расходились?
— У них кончилось спиртное. Спорят, кому идти в гастроном.
— Предложи им свои услуги. Возьми сумку, прихвати вещи.
— И… что?
— Моя машина у твоего подъезда. Я звоню по таксофону. Поняла?
— Мы… уедем? А как же они без меня?
— Мы проедем несколько кварталов, и ты им позвонишь. Что-нибудь придумаешь. Они что, без тебя не обойдутся?
— Вообще-то, обойдутся, если найдут себе занятие. А занятие у них… сам понимаешь какое. Нет, ты не подумай, они прекрасные поди, но вот решили расслабиться перед дальней дорогой.
— Пусть расслабляются. Спиртным мы их обеспечим.
Спустя несколько минут Аня сидела у него в машине, а он, нагруженный звякающей авоськой, поднимался в лифте на ее этаж. Придерживая лифт, он дважды нажал дверной звонок. Дождавшись щелканья замка, он быстро ретировался, оставив авоську с бутылками у дверей…
«Девятка» сорвалась с места и так стремительно набрала скорость, как будто за ними гнались гангстеры. Профессору на миг показалось, что он участвует в съемках боевика, где красавицу похищают из бандитского логова.
Аня съежилась на сиденье и выглядела какой-то маленькой. Неуверенно погладила его по колену и тихо сказала:
— Мне все кажется, что мы делаем что-то не то…
Его тоже тревожило подобное чувство, — когда он пытался представить себя со стороны, в кадре. Немолодой профессор, увозящий студентку от ее родственников. Да еще с помощью этой странной уловки с бутылками…
— Как ты думаешь, что они сделали, найдя твою сумку на пороге?
Аня пожала плечами:
— Не знаю. Удивились. А потом, наверное, пошли пить. У них, как выразился мой двоюродный брат, «буксы горят».
— По крайней мере, не похоже, чтобы нас кто-то преследовал.
— И все-таки так нельзя. Останови здесь. Я им позвоню.
Он затормозил. Аня приоткрыла дверцу и застыла, беспомощно глядя на него:
— Как мне им объяснить?
— Скажи что-нибудь похожее на правду. Что у тебя встреча с преподавателем, который через три дня уезжает в командировку. Что тебе нужно срочно пересдать зачет. Иначе отчислят. Вечером вернешься.
Она улыбнулась:
— Ты действительно собираешься принимать у меня зачет?
— Иди звони.
— Они отпускают меня на зачет, — сообщила она, вернувшись в машину. — Вообще, все в благодушном настроении — спиртное помогло. Передают привет преподавателю.
— Ты думаешь, они о чем-то догадываются?
— Не знаю. Меня это не беспокоит. Меня тревожит другое: правильно ли то, что мы делаем? Может быть, мы легкомысленно себя ведем?
И у него возникали подобные сомнения. Но он помнил о том, что всю свою прежнюю жизнь был слишком серьезен. Не допускал легкомыслия. И вот чем все обернулось.