Глиняный род
Шрифт:
Ретиш оторопел так, что и Зрина не сразу заметил. Тот нёс охапку травы. Увидав Ретиша, рассмеялся:
– Хорош людоед вышел? – Подошёл к зудю, которому едва до груди доставал, взобрался на кочку и приладил траву к макушке. – С ним и сразишься.
– Тоже мне битва – глину рубить! Не битва, а забава для мальцов, – пробубнил Ретиш.
Зрин хитро улыбнулся:
– А он оживёт.
Ретиш аж подпрыгнул. Зашикал на брата:
– Ты что? А если Благоже донесут?
– Кто? Умир нескоро проснётся, а Медара в доме останется.
Верно
– Сколько ж мне с ним биться? Пока не высохнет?
– Ты же не с зудём сражаться будешь, а будто с людоедом. А у людоеда, хоть он и ведёт себя не по-людски, смерть человечья. – Зрин ткнул пальцем в середину глиняной груди. – Тут у него сердце. Пока оно стучит – человек жив. Рубанёшь поглубже – сердце остановится. Тогда я и зудя остановлю.
– Как чуял, что дурное затеяли! Когда бы вы до свету встали! – Умир подкрался неслышно. – Благожа вас обоих обреет за такое!
– А кто ей скажет? Ты? – оскалился Зрин.
Умир принюхался, посуровел, спросил строго:
– Чья кровь?
– Не боись, не наша. На крови Бродыря Безродного замесил. За ней никто не придёт.
Ретиш испугался, что старший не позволит сразиться, а другого случая больше не представится:
– Умир, мы быстро, никто не узнает. Ну? Зудь ведь готов уже. А увидит его кто? Тогда и Благоже донесут. Дай мне сразить его! После изрубим остатки, бросим в ручей, и всё скроется.
Умир задумался, почесал пушок на щеках, оглянулся:
– Зыбиш с Тихушей бегут.
– Уж Тихуша не донесёт, – хохотнул Зрин.
– Не смейся над увечным, – проворчал Умир. – Ладно, только быстро. И Зыбиша сами уговаривайте, чтоб не донёс.
Зыбиш уже подбежал к ним. Увидав зудя, выронил корзину, закрыл глаза руками и завыл тоненько. Зрин ухватился за ивовый корень, вскарабкался по нему и выбрался из оврага. Подошёл к Зыбишу и оторвал руки от лица.
– Посмотри на меня! Если Ретиш одолеет зудя, то и с людоедами справится. А победит он, если ты прекратишь хныкать и отвлекать его. Не то зудь Ретиша раздавит. И смотри, чтоб никому, а то не станем защищать тебя, как чужаки ночью пожалуют. Понял меня?
Зыбиш всхлипнул и закивал.
Зрин улыбнулся, довольный. Повернулся к Ретишу:
– Спускайся.
Ретиш вытряхнул из-за пазухи хлеб с луковицей, положил их на лист лопуха. Спустился по ивовому корню в овраг, вынул топор, перехватил половчее и встал против зудя шагах в двадцати. Снизу тот казался ещё громаднее. Ростом с рослого мужчину, но шире и мощнее. Ещё эта трава… Как волосы! Да, это не безголовый зудь для пахоты. Этот разумный!
– Он меня видит? – крикнул Ретиш Зрину.
– Нет, он тебя чует. Готов? Сейчас оживёт.
– Подожди!
– Что, на попятный?
Ох, хорошо бы. Драться Ретишу уже не хотелось. Только как о том Зрину сказать? Он насмехаться станет, припомнит, что они с Зыбишем из одного чрева вышли. Ретиш упёрся пятками
– Я тебе не Зыбишь. Давай!
Зудь поднял ногу, закачался и сделал шаг. Бом! Со стен оврага посыпалась сухая глина. Бом-бом-бом! Сомнёт! Раздавит! Ретиш попятился.
– Ты биться будешь или бегать от него? – насмешничал Зрин.
Лучше бы подсказал, как с ним биться. Ретиш отступил ещё и угодил ногой в ручей. Тут же отскочил. Бом-бом! Совсем близко! Ретиш поднял топор, нацелил в широкую глиняную грудь. Кинулся к зудю, но ударить не успел, тот махнул ручищей и отшвырнул Ретиша в стену.
В голове загудело, живот свело так, что не вдохнуть, колени дрожали, из носа капала кровь. Ретиш подобрал топор, кое-как выпрямился. Зудь медленно разворачивался. Надо спрятаться и хотя бы отдышаться. Совсем рядом в стене темнела узкая промоина от ручья. Туда зудю не пролезть. Ретиш ввалился в щель и протиснулся подальше.
Загремели тяжёлые шаги, всё ближе и ближе. Просвет закрыла тень, и к Ретишу, слепо шаря по сторонам, потянулась глиняная рука. Он вжался в дальний угол расселины. На спину и плечи потекла студёная вода ручья. Толстые пальцы зудя ощупывали стены. Ещё немного – и найдёт, схватит. Ретиш поднял топор. Руки тряслись. «Это от холода, от холода», – шептал он. Лапища легла на выступающий гладкий камень, задержалась на нём. Сейчас! Топор рухнул на запястье, прошёл сквозь глину и звонко ударил о камень. Бездвижная кисть упала в ручей, обдав Ретиша брызгами. Зудь вытянул культю.
По противоположной стене поползла вторая рука. Ретиш приготовился, поднял топор. На этот раз поторопился и отсёк только пальцы. Зудь отдёрнул руку, постоял у щели, будто думал, как быть дальше, а потом стал культями раскапывать проход пошире. Вот уже морда с перекошенным ртом влезла в щель. Ретиш заметался. Посмешище, а не воин, сам себя в ловушку загнал.
Зудь уже протискивал грудь. Просвет оставался только внизу, между ног. Ретиш собрался и нырнул рыбкой на свободу, проскользил на животе между глиняных столбов, развернулся и рубанул зудю ногу над стопой. Топор увяз. Ретиш дернул его раз-другой, да где там. А зудь уже разворачивался. Пришлось оставить оружие и отскочить подальше.
Зудь поднял надрубленную ногу. Стопа с топором повисла на тонком перешейке, а при шаге и вовсе подвернулась. Зудь завалился набок, но устоял, снова поднял ногу, и вот стопа отвалилась, топор упал рядом с ручьём. Ретиш отбежал подальше и оглянулся. Зудь хромал к нему, расставив обрубленные руки и припадая на укороченную ногу. Топ-бом, топ-бом, того гляди упадёт. Тогда, может, и до груди добраться получится. Только бы топор подобрать.
Ретиш отпрыгнул к стене оврага. Зудь медленно развернулся к нему. Ретиш тут же перескочил к противоположной. «Ну, колода неповоротливая, ты у меня покрутишься, глядишь, так и свалишься!» Зудя клонило в бок, но он держался на ногах, а Ретишь всё отступал, всё удалялся от топора.