Глотка
Шрифт:
Я обнаружил, что держу в руке стаканчик. Весь лед давно растаял. Я глотнул теплой водянистой жидкости, и она растворила наконец клей, заливавший мой рот.
– А кто живет рядом с лагерем? – спросил я.
– Там, где ты был? Это считается территорией лагеря.
– Но кто они все?
– Мы завоевали их сердца и мысли, – заявил Пират.
– А откуда эти детишки?
– С небес, – ответил Пират.
Ди Маэстро опустил палец и объявил, что он созрел для еще одного коктейля.
К моему великому удивлению, Пират встал на ноги, подошел к столу и взял стоящий рядом с бутылкой стаканчик. Наполнив
– Когда я впервые попал в этот гребаный рай, – сказал ди Маэстро, по-прежнему вглядываясь во что-то, видимое одному ему. – Здесь было не больше трех-четырех ребятишек. А теперь их тут человек десять. – Он выпил половину содержимого стакана. – И все они чем-то похожи на красную собаку Атуотера. (Так звали нашего С. О.)
Бегун перестал напевать.
– Дерьмо, – сказал он. – О Боже правый на небесах.
– Послушай только эту деревенщину, – сказал ди Маэстро.
Бегун был так возбужден, что даже подергал себя за собранные в хвостик волосы.
– Наконец они добрались до него, – произнес Бегун. – Он здесь. Этот чертов сукин сын мертв.
– Это друг Бегуна, – пояснил Пират.
Бегун склонился над одним из мешков, ощупывая его и радостно гогоча.
– Близкий друг, – сказал Пират.
– А ведь его чуть было не увезли до того, как я смог засвидетельствовать ему свое почтение.
Бегун расстегнул мешок и с вызовом взглянул на ди Маэстро – пусть только попробует его остановить. Из мешка поплыл ужасный запах.
Ди Маэстро наклонился и заглянул в мешок.
– Так значит, это и вправду он.
Бегун рассмеялся, как счастливый ребенок.
– Я ждал целый месяц. И чуть не пропустил его. Я знал, что рано или поздно его убьют, и все время проверял таблички с именами, и вот сегодня его наконец привезли.
– У него дерьмовый маленький носик и дерьмовые маленькие глазки, – сказал ди Маэстро.
Отмычка зашевелился, сел, протер глаза и улыбнулся. Как и Бегуна, Отмычку радовало каждое новое напоминание о том, что он находится во Вьетнаме. Дверь в дальнем конце сарая открылась, и я увидел, как внутрь втискивается Чердак. Он был в темных очках и свежей рубахе, и от него едва уловимо пахло мылом.
– Ранение в грудь, – продолжал ди Маэстро.
– Что ж, по крайней мере, эта сволочь умирала долго.
– Это Хейвенз. – Чердак быстро подошел к остальным. Проходя мимо меня, он повернул голову и коснулся рукой воображаемой шляпы.
– Я нашел Хейвенза, – сказал Бегун. – Он чуть было не проскочил мимо нас.
– Кто проверял табличку? – спросил Чердак, неожиданно останавливаясь.
Ди Маэстро медленно повернулся ко мне.
– Встать, Андердог, – потребовал он.
Я заставил себя подняться на ноги. Ко мне вернулся вдруг фрагмент чудесной картины, изменившей только что всю мою жизнь.
– Ты проверял таблички капитана Хейвенза?
Это было давно, очень давно, и я лишь смутно припоминал, как проверял таблички капитана.
Басовитый смех Чердака звучал, подобно музыке. Он чем-то напоминал голос Глена Брейкстоуна.
– Профессор ничего не знает о Хейвензе.
– Хм-хм, – прокашлял над мешком Бегун, и мне стало вдруг не по себе.
Я спросил, кто такой был этот Хейвенз.
– Как ты думаешь, зачем я ношу эту дрянь? Это мой протест. – Ему вдруг понравилось это слово. – Я – протестант, ди Маэстро. – Он поднял два пальца, изображая приветствие пацифистов.
– Бомби Ханой, беби, – сказал на это ди Маэстро.
– Бомби Сайгон, черт побери. – Бегун ткнул указательным пальцем в мою сторону. Его глубоко ввалившиеся глаза, казалось, горели над впалыми щеками. Он всегда балансировал на грани между вменяемостью и бешенством, и под действием наркотика это стало только еще заметнее. – Я никогда не говорил тебе о Хейвензе? Никогда не цитировал его речей?
– Ты просто еще не дошел до этого, – успокоил его ди Маэстро.
– Ебать я хотел его речь, – заявил Бегун, и взгляд его горящих глаз сделался еще более страшным. – Знаешь, что не так со всем этим дерьмом, Андердог? – он снова изобразил приветствие пацифистов и посмотрел на собственную руку так, словно сам впервые видел этот знак. – Так делают все идиоты. Люди, которые считают, что есть правила превыше других правил. Это неправда. Ты борешься за свою жизнь, пока смерть не побеждает тебя. Мир – это война. И ты – гребаный идиот, если не понимаешь этого.
– Мир – это война, – покорно подтвердил я.
– Потому что нет правил превыше других правил.
Меня испугало то, что я чуть было не понял, что он имеет в виду. Мне не хотелось знать то, что знал Бегун. Это слишком дорого стоило.
Возможно, Бегун оказался в похоронной команде, а не в регулярной армии именно из-за капитана Хейвенза. Интересно, что мог натворить человек вроде Бегуна, чтобы его перевели сюда из действующей армии. Я вдруг понял, что вот-вот узнаю об этом.
Бегун смотрел во все глаза на ди Маэстро.
– Ты ведь знаешь, что здесь сейчас произойдет, – произнес он.
– Мы отошлем его домой, – твердо сказал ди Маэстро.
– Дайте мне выпить, – попросил Бегун. Я вылил в стаканчик остатки виски и прошел к мешкам, чтобы посмотреть на капитана Хейвенза. Дав Бегуну стакан, я посмотрел на темноволосого американца. У него был квадратный подбородок и такой же лоб. И еще – дерьмовый маленький нос и дерьмовые глазки. Широкий прозрачный пластырь закрывал рану в груди. Бегун кинул мне обратно пустой стакан и достал из висевшего на поясе футляра, который сейчас, как никогда, напоминал часть его тела, свой огромный нож. И тут я наконец понял, что сейчас произойдет.
Бегун, должно быть, уловил в воздухе мою дрожь, потому что он нова обратил на меня свой горящий взор.
– Ты думаешь, это месть? Ты не прав. Это доказательство.
Доказательство того, что он был прав, а капитан Хейвенз – не прав. Не прав с самого начала. Но что бы он ни говорил, меня все равно не покидала мысль о готовящейся мести.
Чердак подошел поближе и с интересом посмотрел на Бегуна. Отмычка пялился на них из грузовика.
Бегун склонился над телом капитана Хейвенза и начал отрезать его левое ухо. Это потребовало гораздо больших усилий, чем я мог предположить, из руки его торчали белые полоски мускулов. Но наконец землисто-серый кусок плоти остался в руке Бегуна. Сейчас ухо казалось гораздо меньше, чем на голове у капитана Хейвенза.