Глотка
Шрифт:
– Ты не видел его?
– Я не видел ничего. Я думал, что умер. Как выяснилось потом, я весь был напичкан осколками. Когда я понял, что еще жив, стал выползать из-под тел. Это заняло довольно много времени. – Джон взял вилку, посмотрел на кусок жареной картошки, но передумав, снова положил вилку на тарелку. – Я выбирался очень долго. Тоннели обрушились.
Я спросил его, помнит ли он Фрэнсиса Пинкела.
Джон улыбнулся.
– Этого маленького пройдоху, который работал на Бермана? Конечно. Он прилетал за день до нападения,
Но если верить мистическому информатору Раннела, Пинкел посетил Лэнг Во в день нападения. Хотя история, рассказанная Джоном, имела больше смысла – требовалось время, чтобы организовать нападение на лагерь.
– Этот Пинкел, – сказал я, – доложил, что видел с воздуха команду "А", во главе которой шел американский офицер.
– Неужели? – Джон удивленно поднял брови.
– Помнишь, Том Пасмор спрашивал, у кого могут быть причины желать тебе зла?
– Пасмор? Это он, чтобы поддержать свою репутацию.
Я сказал, что он не прав, но Джон презрительно поморщился.
– А если бы я предложил ему тысячу долларов? Не обманывай себя!
– Но дело не в этом, а в том, знаешь ли ты человека, который желал бы тебя погубить.
– Конечно, – Джон снова начинал раздражаться. – В прошлом году я исключил парня из выпускного класса за то, что он едва умел читать. Он имеет на меня зуб, но не думаю, чтобы был способен кого-то убить. – Джон смотрел на меня, пытаясь изобразить наивность. – Я не прав или это действительно так важно?
–Ты задумывался когда-нибудь над названием корпорации Фи Бандольера?
– "Элви"? Нет, не задумывался. И вообще я начал уставать от всего этого, Тим. – Он отодвинул тарелку и подлил в бокал вина.
– Лэнг Вей, – произнес я. – Лэнг Во.
– Что за черт – я задаю тебе вопрос, а ты продолжаешь говорить загадками.
– Филдинг Бандольер пошел добровольцем в армию в шестьдесят первом году, – сказал я.
– Замечательно.
– Под именем Франклина Бачелора. Думаю, он хотел сохранить инициалы.
Джон как раз подносил бокал к губам. Рука его застыла, рот приоткрылся, а глаза подернулись дымкой. Затем он сделал большой глоток вина и вытер губы салфеткой.
– Ты обвиняешь меня в чем-то?
– Я обвиняю его, а не тебя, – сказал я. – Бачелор был достаточно изобретателен, чтобы вернуться под чужим именем в Штаты. И он хочет обвинить тебя в убийстве жены.
В глазах Джона мелькнула злость, и на секунду мне даже показалось, что он снова хочет на меня броситься. Но потом по лицу его пробежала тень, и он посмотрел на меня уже с большим пониманием.
– Но зачем ему было ждать все это время, чтобы отомстить?
– Потому что после того, как он спустился в бункер и выпустил по трупам две обоймы, Бачелор считал тебя мертвым.
– Значит, он объявился здесь, – сказал Джон абсолютно спокойно, словно этого следовало ожидать.
– Он живет в Миллхейвене с семьдесят девятого года, но понятия не имел, что ты тоже вернулся сюда.
– И как же он обнаружил, что я жив?
– Увидел твою фотографию в газетах. А через два дня убил Гранта Хоффмана. Еще через пять дней – попытался убить твою жену. Его отец убивал людей с интервалами в пять дней, и он решил следовать этой схеме, даже писал над трупами те же слова.
– Чтобы убийства выглядели так, будто они связаны с прежними убийствами «Голубой розы».
– Когда Эйприл стала обращаться в полицию с просьбами показать ей старое дело, он изъял оттуда показания своего отца. И перевез свой архив в «Зеленую женщину» на случай, если он кого-то заинтересует.
– Франклин Бачелор, – произнес Джон. – Последний партизан.
– Никто не знал, кем он был на самом деле. Этот человек всю жизнь выдавал себя за других.
– Скажи мне его имя, – попросил Джон.
– Пол Фонтейн, – сказал я.
Джон медленно повторил имя с вопросительной интонацией.
– Не могу в это поверить. Ты уверен?
– Человек, с которым я встречался в Огайо, ткнул пальцем в лицо Фонтейна на фотографии.
Звонок телефона показался нам похожим на разрыв бомбы – мы оба подпрыгнули от неожиданности.
Включился автоответчик, и мы услышали за текстом голос Алана Брукнера.
– Черт побери, может быть, вы возьмете трубку? Я сижу здесь один, весь город сходит с ума...
Джон уже вскочил на ноги. Голос Алана оборвался, как только он взял трубку, и с этого момента я слышал только слова Джона.
– Алан, я слышу тебя... Нет, я вовсе тебя не избегаю... Нет, полиция с нами не связывалась... Да, да, конечно, ты беспокоишься. Все беспокоятся, – он отодвинул трубку от уха – голос старика оглушал его. – Я знаю, что тебе все равно, что делают другие, Алан. Тебе всегда было все равно. – Он выслушал еще одну длинную тираду, во время которой я успел почувствовать себя виноватым, что гак долго не навещал Алана. Наконец Джон, скривившись, положил трубку и сказал, что Алан обещал звонить еще.
– Кажется, мы действительно невнимательны к старику, – сказал я.
– Алана не оставляют теперь одного больше чем на пять минут. Проблема в том, что в пять часов Элайза уходит домой, – вернувшись в гостиную, Дон тяжело рухнул в кресло. – Все, что ему надо сделать дальше, это съесть разогретый ужин, раздеться и лечь в постель. Но, конечно, он этого не делает. Он делает себе пару порций выпивки и забывает об обеде. Потом смотрит новости в надежде, что там скажут что-нибудь про его дочь, и, когда видит там вместо этого пожарников, пробирающихся сквозь туман к месту пожара, ему кажется, что он в опасности. – Джон остановился, чтоб перевести дыхание. – Потому что не может же быть, чтобы вечерние новости не имели к нему никакого отношения.