Глоток огня
Шрифт:
Юля неохотно подчинилась.
«Некое кафе» оказалось мини-пекарней восточной кухни, выгороженной прямо на улице. Сама кухня обогревалась, а та часть, где стояли столики, нет. Афанасий заказал две самсы, причем такие острые, что после каждого укуса Афанасий и Юля икали и плакали.
– Эх! Вот бы на огонь подышать! Мне кажется, была бы струя пламени! – сказал Афанасий.
В самсе таился бараний жир. Вытекая, он застывал крупными желтоватыми каплями, удивительно похожими на расплавленный воск. Юля ковыряла их ногтем. И правда, натуральная свеча! Когда сестра
Афанасий мучительно выискивал глазами салфетку. Капли жира на пальцах приводили бедного принца в ужас. Юля же, напротив, только посмеивалась. Как-то, скрываясь от берсерков, она две недели питалась только крысами и голубями. Так что жиром ее было не испугать.
– Не заморачивайся! Оближи пальцы, и все дела! – посоветовала Юля.
– Как?!
– А так… – сказала Юля и, подавая ему пример, облизала свои пальцы.
Афанасий брезгливо отшатнулся, и Юля почувствовала, что он с младенчества устрашен микробами. Небось мама бегала за ним хвостиком, протирая спиртом любую игрушку, за которую он брался.
– Я же после метро, – жалобно сказал он, пытаясь вытереть руки магазинным чеком. – Я так не могу, как ты! Ты же не была сегодня в метро!
– Нет.
– Вот видишь!
– Но я по теплотрассе проползла метров четыреста…
Афанасий задумался, видимо, сравнивая теплотрассу и метро, чтобы убедить себя, что метро грязнее.
– А теплотрасса… она ведь… ну там же горячая вода? – сказал он осторожно.
– Реки горячей воды! – воскликнула Юля. – А еще через каждые десять метров обязательно лежит детское мыло, из трубы выведен кран и висит свеженькое полотенчико… Ну, там, крыски пробегают иногда… трупики попадаются, бомжики спят… Ладно, не смешно… Чего тебе надо?
Афанасий осторожно выглянул из кафе. Отовсюду доносился ледяной звон – это со всех труб, крыш, козырьков, киосков сыпались, разбиваясь, крохотные сосульки. Мимо Афанасия, исчезая в метро, тек бесконечный людской поток. За ними никто не следил. Они были пугающе никому не нужны.
Когда Афанасий вернулся, Юля сидела напряженная и что-то накрывала на столе перевернутым пластиковым стаканчиком, придерживая его двумя руками. Афанасий понимающе усмехнулся.
– Держишь? Не улетит? – заботливо спросил он. – А теперь осторожно тряхни челкой!
Слово «осторожно» Юля восприняла как-то неправильно и так дернула головой, что едва не разбила затылком витрину со свежеиспеченными булками. На стол с ее волос упала золотая пчела. Перевернулась и как ни в чем не бывало поползла по Юлиному рукаву. Афанасий так и впился в нее глазами. На вид пчела была самая обычная. Никаких отличий от любой шныровской пчелы. Ну разве что более новая, яркая, совсем недавно выдохнутая ульем. Жизнь еще не истерла ее.
– Моя пчела чуть поменьше. У тебя она какая-то крупноватая, примерно как у Ула, – сказал Афанасий.
Юля вскинула на него одичалые глаза.
– То есть я ЧТО – шныр, что ли? – спросила она.
– Ну да, – ответил Афанасий просто. – Приятно иметь дело с подготовленным
– НЕТ!
– Я знал, что ты откажешься! – обрадовался Афанасий.
– Почему она меня выбрала? – спросила Юля.
Пчела ползла по ее рукаву и была уже почти у локтя. Юле стоило неимоверных усилий ее не сбрасывать. Она даже вцепилась в столик.
– Почему-то выбрала. Возможно, у тебя есть какой-то дар или талант, – осторожно ответил Афанасий.
– Да? И она меня специально искала? Ну такую одаренную? Бродим с лопатой по кладбищу – отрываем таланты? – спросила Юля.
Афанасий уставился на нее с недоумением:
– А это тут при чем? Говоря про талант, я имел в виду нечто совсем другое. В тебе есть нечто, что может быть полезно ШНыру… Что – не знаю, но что-то точно есть. А так, в широком смысле если рассуждать, бездарных вообще нет.
– Как это нет? Навалом всяких тупиц!
– Неправда. Любого человека возьми, даже самого… ну абсолютно любого – и у него обязательно окажется дар. Это может быть дар силы и защиты, как у Ильи Муромца, дар первооткрывателя, как у Беринга, дар надежды, слова, правды, терпения, сокровенного ума и еще сотни других даров. И самое скверное, что может произойти, – неправильно повернуть свой дар. Изменить ему. Предать.
Юля соображала, изредка поглядывая на пчелу. Та доползла до пластиковой накладки на плече и теперь бегала вокруг, прикидывая, нельзя ли как-нибудь под нее подлезть. Потом, вероятно, вспомнила, что можно решить вопрос иначе, и без усилий протиснулась прямо сквозь пластик. А еще мгновение спустя Юля ощутила, что она коснулась кожи, проскользнула над ключицей и бежит теперь по позвоночнику, пользуясь тем, что там самой природой проложена дорожка. Почему-то прикосновения лапок пчелы и ее холодного брюшка пугали Юлю. Ей хотелось упасть на пол и кататься в надежде раздавить пчелу.
– Изучает, – понимающе сказал Афанасий. – Они поначалу всегда так… Каждый сантиметр тела им надо обследовать. Изучить тебя, словно ты ее улей. В уши будет залезать, в волосы, в нос. Моя такая же была! А теперь вот не часто прилетает, только когда очень нужна. Обленилась! Все больше в Зеленом Лабиринте тусуется.
– Так что, говоришь, у каждого есть дар? – спросила Юля, отвлекая его от пчелы.
– У каждого. Даже если и не прилетала пчела, – Афанасий смешно подпрыгнул на складном стульчике, который жалобно пискнул под ним и попытался сложиться.
Юля недоверчиво огляделась, в надежде отыскать поблизости хотя бы одного явного бездаря. На глаза ей попалась сердитая женщина за стеклом пекарни, которая швыряла в кошку куском фарша, желая ей подавиться и сдохнуть. Кошка, трескавшаяся от толщины, мужественно направлялась к фаршу выполнять наказ.
– Даже у нее дар? У этой вот?! Какой? – спросила Юля.
– Ну… если совсем навскидку… дар заботы о животных. А возможно, и дар плеча, – сказал Афанасий, почти не задумываясь.
– Чего?