Глубина в небе (авторский сборник)
Шрифт:
Виктория Смит покинула водительский насест, но за ними не пошла, а отошла в противоположную сторону, к южной оконечности мыса. «Бедняжка. Генерал никак не решит, деловая это поездка или увеселительная». Аннерби тоже радовался, что не удалось добраться до Ставки за один переезд.
Они отошли к Смит. На этой стороне мыса рельеф менялся, скалы снижались, переходя в небольшую долину. На возвышении за нею стоял какой-то домик, вроде маленькой гостиницы. Смит остановилась у выбоины в скальной стене, где обрыв не был так смертоносно крут. Быть может, некогда в этом месте дорога продолжалась, спускаясь в долинку и взлетая с другой стороны.
Шерканер замер рядом, обняв жену левыми руками через плечи; спустя миг она просунула под его руками пару своих, но ничего не сказала. Аннерби прошел к обрыву и свесил туда голову. Да, дорога здесь была, но ее стесало до самого дна. Бури и оползни Ранней Яркости прорубили новые обрывы. Сама же долина казалась нетронутой, чарующей и восхитительно чистой.
— Ох-ох. Тут не спуститься, мэм. Дорогу начисто размыло.
Виктория Смит мгновение не отвечала.
— Да. Начисто размыло. Оно и к лучшему…
Шерк возразил:
— Но почему? Можно было бы, наверное, спуститься тут и подняться с той стороны. — Он ткнул рукой в сторону гостиницы на вершине холма по ту сторону провала. — Посмотрели бы, как там леди Энкл…
Виктория резким движением, словно почесывая, обняла его.
— Нет. И потом, там места едва для нас троих хватило бы. Лучше заночуем тут с моей охраной.
Спустя миг Шерк издал легкий смешок:
— А что, сойдет. Всегда мечтал посмотреть, как выглядит современный моторизованный бивуак.
Они вернулись на колею следом за Смит. Когда выбрались к машинам, Шерканер уже отошел и принялся рассуждать насчет легких палаток, которым даже бури Первой Яркости нипочем будут.
Томас Нау стоял у окна своей спальни и смотрел наружу. Вообще говоря, покои Томаса располагались на глубине пятидесяти метров в Алмазе-1, но из окна он видел картинку с вершины высочайшего шпиля Хаммерфеста. Его имение после Поджига заметно разрослось. Из алмазных блоков соорудили вполне подходящие стены, и выжившие резчики проведут остаток жизни за полировкой и гравировкой фризов таких же сложных и изящных, как и в подлинном доме Нау.
Местность вокруг Хаммерфеста мыслилась гладкой, выложенной плитками металла из копей Алмаза-2. Нау пытался соблюдать такую ориентацию, чтобы лишь флагшток Хаммерфеста выходил на солнце. В последний год или даже немного раньше надобность в такой предосторожности отпала, но все равно, оставаясь в тени, можно было экономичнее использовать лед — для заслонки и смазки. В небе уже прошла половину пути Арахна, сверкающий сине-белый диск диаметром примерно полградуса. Теперешнее спокойствие заметно контрастировало с безумным хаосом первых мегасекунд после Поджига. Нау пять лет трудился над созданием этой картины, воплощавшей мир и красоту.
Пять лет. А сколько еще придется тут проторчать? По самым оптимистичным оценкам специалистов, от тридцати до сорока. Столько, сколько потребуется паукам для создания развитой промышленности. Забавно, как все повернулось. Он действительно оказался в Изгнании, только не таком, как планировал на Балакрее. Исходная миссия тоже была рискованной, но риски эти тщательно просчитывались: пара веков вдали от все более опасных политиков метрополии, возможность накопить ресурсы втайне от тунеядцев, а сверх того — золотая акция: шанс раскопать секреты негуманоидной расы космопроходцев. Он только не учел, что Чжэн Хэ способна его опередить.
Знания Чжэн Хэ составляли основу балакрейской цивилизации авральников. Томас Нау всю жизнь изучал Чжэн Хэ, но лишь повстречавшись с ними лицом к лицу, понял, насколько эти коробейники отличаются от его соотечественников. Флотское командование у них было мягкотелое и наивное. Заразить их мозговой гнилью с точно рассчитанным инкубационным периодом — тривиальная задача, подстроить ловушку — столь же просто. Но когда грянула атака, коробейники оказали дьявольски ожесточенное сопротивление. Они дрались, как умные черти с доброй сотней сюрпризов в запасе. Флагманский корабль их погиб в первые сто секунд сражения, а они, такое впечатление, лишь выиграли от этого, превратясь в смертоносных убийц. Когда их наконец свалила мозговая гниль, обе стороны оказались непоправимо изувечены. После битвы Нау допустил еще одну ошибку, и вновь — капитально недооценив коробейников. Мозговая гниль могла убить торговцев, но лишь немногие поддавались мозгочистке или фокусировке. Полевые допросы дали плачевные результаты, хотя в итоге Нау обратил эту катастрофу себе на пользу, придумав, как с ее помощью сплотить выживших.
Аттик Хаммерфеста, клиника фокуса, роскошное убранство — все это с погибших звездолетов срезано. Там и сям среди руин еще попадались островки функционирующих высоких технологий. Все остальное надо было создавать из сырья, доступного на астероидах, — в ожидании, пока цивилизация пауков разовьется до нужного уровня.
Тридцать — сорок лет. Это возможно. Капсул холодного сна должно хватить на всех выживших. Основная их цель теперь — изучение пауков, их языков, истории и культуры. На протяжении десятилетий эта работа будет распределена по дереву вахт, по несколько мегасекунд на каждую, с перерывами на год-другой в анабиозе. Некоторым, например ученым и переводчикам, придется проводить на вахте больше времени. Другим — пилотам и тактическим специалистам — в ранние годы не найдется особого применения, а затем, ближе к концу миссии, их поставят на полную жизненную загрузку. Нау объяснял это на совещаниях со своими собственными подчиненными и Чжэн Хэ. Обещания его в целом соответствовали действительности. У Чжэн Хэ имелся богатый опыт подобных операций; если повезет, в среднем каждый выживший проведет в Изгнании не больше десяти-двенадцати лет реального времени. Он же тем временем вскроет библиотеку коробейницкого флота и узнает все, что когда-либо узнала сама Чжэн Хэ.
Нау оперся рукой на окно. Оконная поверхность была теплой, как настенные ковры. Чума их порази, но до чего классные у Чжэн Хэ обои! С какого угла ни посмотри, и все равно искажений не возникает. Нау едва слышно фыркнул. В конце концов, работа с коробейниками — это, скорее всего, самая простая часть Изгнания. У них имеется опыт действий по предложенному Нау графику.
А вот что до него самого… ему на миг взгрустнулось. Кто-то должен оставаться на вахте, пока все не наладится. Кто-то, кому можно полностью доверять, кто-то вполне компетентный. Имелась единственная кандидатура, и звали этого человека Томас Нау. Если Ритсера Брюгеля предоставить самому себе, он сдуру израсходует бесценные людские ресурсы, а то вообще попытается убить самого Нау. Если Анне Рейнольт предоставить самой себе, она годы проработает с надежностью часового механизма, но случись что непредвиденное… Ну да, Чжэн Хэ они, кажется, окончательно подчинили, а после допросов Нау уверился, что серьезных нераскрытых тайн не осталось. Но если Чжэн Хэ снова сплетет заговор, Анне Рейнольт не поздоровится.
Значит, к моменту окончательного торжества Томасу Нау будет уже лет сто. Средний возраст по меркам Балакреи. Нау вздохнул. Ну ладно. Медицина Чжэн Хэ вполне способна возместить понесенные потери. А затем…
Комната содрогнулась, издав почти неслышимый стон. Там, где рука Нау касалась стены, вибрация сотрясла его кости. Третье скалотрясение за последние сорок килосекунд.
В другом конце спальни в их общей постели шевельнулась девчонка-коробейница.
— Чт… — Киви Лин Лизолет проснулась и от собственного движения вынырнула из кровати. Она почти три дня напролет работала без устали, стараясь вернуть скалам устойчивую конфигурацию. Взгляд Лизолет блуждал. Наверное, она даже не поняла, что ее разбудило. Глаза девчонки остановились на Нау возле окна, по лицу расплылась сочувствующая улыбка. — Ой, Томас, ты все не спишь и волнуешься за нас?