Глубинка
Шрифт:
— От тебя… От тебя не хочу… Я к тебе хочу…
Блин, зачем вообще решил позвонить?
— Значит, так. Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не вернешься домой. Тогда мы все обсудим, в том числе наши с тобой дальнейшие отношения. Но не по телефону. Я не знаю, чем ты на самом деле занимаешься, и, прости, уже не знаю, чему верить. Все, мне некогда, пока.
— Любимая… — только и успел воззвать я к коротким гудкам.
Вообще, можно было заметить, что на протяжении моего здесь пребывания общение у нас получается несколько полярным. То мир, то война — третьего не дано. Что ж,
Хотя, про развод — это уже перебор. Если она о разводе заговорила… Думает, я тут развлекаюсь, живу в свое удовольствие. Ну-ну… Легко ей там рассуждать, сидя в тепле, в окружении интернетов и мобильных сетей! А может… может, это она там живет в кайф, пока мужа нет? И подводит почву. Развода захотела… Может, я ей и не нужен уже? Плевать! Если я разведусь, значит, буду свободен. И тогда мы с Аней… Господи, о чем я думаю! Лучше заткнись, идиот. И не думай.
Вывалившись из лодки, я умылся снегом и побрел к главному пляжу. Там, кажется, связь лучше. Хотя, зачем мне связь, я же решил не звонить. Или попробовать перезвонить? Например, завтра. Тогда сегодня нельзя пить. Точно, отличный повод отказаться! Так и скажу ребятам, сегодня, мол, нельзя. Ох, как лицо горит… От снега. Или от стыда. Или от того и от другого сразу.
Но выйдя на пляж, я в ту же секунду забыл и про Веру, и про развод, и даже про «горящее» лицо. На свежевыпавшем снегу я увидел следы. Две цепочки человеческих следов выходили из леса и вели в сторону деревни. Может, Витя и Макс пошли меня искать? Но где тогда следы, которые вели бы ИЗ деревни?
Голова соображала не очень внятно, и я, вместо того, чтобы пойти по следам в деревню, двинулся в обратном направлении. Как выяснилось, не зря. Пройдя всего шагов пятьдесят, я вышел к крошечной бухточке, в которой раньше хранилась лодка Витьки. Это в свое время было его коронной фишкой: «У моего крейсера своя отдельная гавань». Сейчас же посреди бухточки плавно покачивался на якоре большой моторный катер! Его высоко задранный нос доходил мне до уровня груди. На таких машинках обычно катаются вдоль морского побережья: мощный движок (не чета подвесному лодочному мотору), просторная палуба на полубаке, в носовой части имеется каюта с койко-местом и небольшой камбуз — настоящий корабль!
— Вот так так… У нас гости, — только и смог сказать я.
И, озаренный недоброй догадкой, что было сил, припустил к деревне.
Дым был виден издалека, еще до того, как дорога обогнула стену деревьев, и мне целиком открылась картина происходящего. Горел крайний дом и прилегающие к нему постройки. Горел ярко и с размахом: в небо летели снопы искр, трещало пожираемое огнем дерево, ружейной канонадой трещал раскаленный добела шифер. Хорошо, что нет ветра, отметил я про себя, когда заметил возле второго дома две человеческие фигуры с канистрами в руках. Секунда — и по стенам поползли еле видимые языки пламени.
— Не смейте! — что было сил завопил я, выхватывая из чехла травмат.
Следующий дом был Витькин.
Увидев меня, чужаки побросали канистры, но не пустились в бегство, как я наивно предполагал, а достали свои пистолеты. Судя по всему, вполне себе настоящие.
— Твою
Стрелять в меня сразу, впрочем, не стали.
— Эй ты! А ну вставай! Мы тебя не тронем!
Ага, как же, держите карман. Может, вам еще и тайну Военную рассказать?
— Ты что, глухой?
Лежать лицом в холодном снегу было не очень приятно, зато сразу заработала голова. «Шуметь не хотят», — дошло до меня. Чего бояться, в грохоте лопающегося шифера можно хоть из пушки стрелять — никто не услышит. Но как хотите, парни.
Чуть высунувшись из своего псевдоубежища я, тщательно прицелился и выстрелил.
— Ты труп!
Пироманов как ветром сдуло с открытого места, а я для пущего эффекта выстрелил еще дважды, молясь про себя, чтобы Макс с Витькой продрали глаза и пришли мне на помощь.
Нас разделяло метров пятьдесят. Для пистолетной стрельбы это довольно приличное расстояние. Для стрельбы из травмата — и вовсе безнадежное: пуля, скорее всего, даже не долетит до обидчика. Однако они не знают, чем я вооружен, и в данной ситуации это мой единственный козырь. Они стреляют ответ!
— Держи, паскуда! — над моей головой что-то свистнуло, я, как мог, распластался по горизонтали. Было страшно, очень страшно. Я, не глядя, стрелял в ответ: просто для того, чтобы не дать им как следует прицелиться.
— Петя, хватит, уходим!
— Нет, подожди! Сейчас я его…
Господи, они же меня убьют. Не сейчас, так через минуту. Прощай, Вера, так мы с тобой и не помиримся. Прощай, Аня…
«Бабах!» — громыхнуло так, что эхо рокотом прокатилось над лесом. Ого, это уже не пистолет!
— Стоять, гаденыши! Пристрелю на месте, обоих!
Я приподнял голову и едва не заплакал от радости: оба супостата стоят, подняв руки, а за их спинами видна могучая фигура Виктора с ружьем в руках. Пистолеты валяются на земле, их уже подбирает Максим.
— Фил, ты цел?
— Ну, вроде бы… — только сейчас я увидел, что крайний дом выгорел уже почти до основания, зато второй полыхает вовсю, и огонь подбирается к стоящим вплотную сараям.
— Макс, обыщи их и свяжи покрепче. И быстро!
На Витьку было страшно смотреть. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не расправиться с близнецами прямо здесь, на месте. Близнецы… Похожи, как две капли воды. Андрей и Петр Добренко, стало быть. Почему я не удивлен, что наше знакомство состоялось именно в подобной обстановке?
Макс спешно выпотрошил карманы пленников и стянул им руки и ноги собственными шнурками.
— Готово!
— Отлично! Теперь живо тушим все это!
Так вот почему он так взбесился! Из-за угрозы бабушкиному дому! А я уж было решил, что за меня испугался…
Мы толпой кинулись во двор. Витька взломал собственный сарай и извлек оттуда лопаты и ведра. До колодца бежать далеко, но вокруг полно снега, можно забрасывать огонь им.
— Потушить дом мы уже не сможем, — заметил Макс. — Тут пожарная машина нужна.