Глубокий сон
Шрифт:
Генерал Стернвуд сидел на кровати, опираясь на подушки. Мертвенно бледные руки сжимали конец покрывала и благодаря его белизне казались грязновато-серыми. Огонек жизни все еще светился в черных глазах, хотя лицо уже было лицом трупа.
– Садитесь, мистер Марлоу, – сказал он слегка усталым, словно деревянным голосом.
Я пододвинул стул к кровати и сел. Все окна были закрыты, малейший лучик солнца не проникал сквозь шторы. В воздухе витал сладковатый запах старости.
Некоторое время генерал молча смотрел на меня. Наконец, подняв руку так, словно хотел проверить, может ли еще двигать ею, он произнес.
– Мистер Марлоу, я не просил вас, чтобы вы разыскивали моего зятя.
– Но ведь вы меня наняли.
– Но об этом я вас не просил. Вы взяли на себя слишком много. Я привык говорить, если хочу чего-то.
Я
– Я заплатил вам, – холодно продолжал он. – Деньги тут, впрочем, не имеют значения. Я расцениваю это так, как если бы вы, без сомнения, не жклая того, злоупотребили моим доверием. – Произнеся эту реплику, он закрыл глаза.
– Вы вызвали меня сюда для установления этого факта? – спросил я.
Он медленно открыл глаза, словно веки его были свинцовые.
– Мне кажется, вас задело это замечание.
Я тряхнул головой.
– У вас передо мной преимущество, генерал. Я не хочу отнимать его у вас. Можете говорить мне все, что пожелаете, а я наверняка не обижусь и не буду злиться. Я хотел бы предложить вам взять деньги обратно. Я знаю, что для вас это не имеет значения, но для меня, наоборот, имеет определенное значение.
– Какое?
– Для меня это значит, что я отказываюсь принять плату за поручение, которое не смог выполнить так, чтобы удовлетворить заказчика. Вот и все.
– У вас часто бывают такие поручения?
– Бывают. Как иу всех.
– Почему вы пошли к капитану Грегори?
Я откинулся на стуле и перевесил руку через его спинку, вглядываясь в лицо генерала. Я не прочел в нем ничего. У меня не было ответа на его вопрос. Удовлетворительного ответа.
– Я был уверен, что вы передали мне вексель Гейгера, чтобы испытать меня, – сказал я. – И что вы опасались, что Риган мог быть как-то замешан в шантаже. Тогда я еще ничего не знал о Ригане. Лишь после разговора с капитаном Грегори мне стало понятно, что участие такого человека как Риган, в этом деле исключено.
– Это вовсе не ответ на мой вопрос, – прервал меня генерал.
Я кивнул.
– Да, это, собственно, не ответ на ваш вопрос. Просто мне не очень хочется признаваться, что во всем этом деле я был не очень искренен по отношению к вам. Когда в первый день после встречи с вами я выходил из помещения для орхидей, за мной послала миссис Риган. Похоже, она была уверена, что вы наняли меня для поисков ее мужа. Казалось, она не в восторге от этого. В разговоре со мной у нее нечаянно вырвалось, что «они нашли машину Ригана в одном из окрестных гаражей». Этими «они» могла быть только полиция, а значит полиции было что-то известно. Если так, то дело относилось к разыскному отделу. Разумеется, я не знал, вы заявили туда об исчезновении Ригана или кто-то донес об этом или же просто сообщил о брошенном в гараже автомобиле. Но я знаю полицейских и знаю, что если им уже известно что-то, то они узнают еще что-нибудь, особенно, если у вас есть водитель, который уже был судим. Я не знал, много ли уже известно полиции, поэтому решил пойти туда. В правильности этого шага меня убедила позиция прокурора Уайльда в ту ночь, когда в его доме обсуждалось дело Гейгера. Некоторое время я был с ним с глазу на глаз. Он спросил меня тогда, поручили ли вы мне искать Ригана. Я ответил, что в разговоре со мной вы упомянули, что охотно узнали бы, где он находится и хорошо ли ему живется. Прокурор Уайльд сжал губы и состроил странную мину. Мне стало ясно, что говоря о «поисках Ригана», прокурор имел ввиду пуск в движение всего большого полицейского механизма. Поэтому, разговаривая с капитаном Грегори, я старался не сказать ничего, о чем бы он уже не знал.
– То есть вы оставили капитана Грегори в убеждении, что я поручил вам искать Ригана?
– Собственно, да, – признал я, – но лишь тогда, когда убедился, что он и так знает это дело.
Генерал прикрыл дрожащие веки.
– Вы считаете, что это этично? – спросил он, не открывая глаз.
– Да. Я считаю, что да.
Его глаза снова открылись. Их живая чернота контрастировала с мертвенной бледностью лица.
– Может быть, я не так вас понял, – медленно произнес он.
– Быть может, – сказал я. – Начальник разыскного отдела не болтун. Он не занимал бы свой пост, если бы был пустомелей. Это исключительно умный и осторожный человек, поначалу небезуспешно старающийся предстать перед вами этаким чинушей в возрасте,
– Трудно было бы запретить вам что-нибудь, – сказал он.
– Так что же я, по-вашему, сделал не так? Ваш лакей Норрис считал, что со смертью Гейгера дело улажено. У меня совсем другое мнение. Методы Гейгера были мне отвратительны. Я не Шерлок Холмс и не Фил Вэнс. И не питаю надежды на то, что осмотрев место, уже исследованное полицией, найду там поломанную авторучку и восстановлю по ней весь ход событий. Если вы думаете, что существует какой-нибудь детектив, зарабатывающий на жизнь именно так, то вы не очень хорошо ориентируетесь в работе полиции. Полиция исследует все очень тщательно и подробно и редко случается, что она что-нибудь пропускает. Разве что смотрит на дело сквозь пальцы. Она не поступила, как следовало бы, в отношении такого человека, как Гейгер, человека, который посылает долговые расписки и просит считать их долгом чести. Гейгер, человек замешанный в подозрительные дела и с подозрительным положением, тем не менее охраняется полицией. Почему он поступил так, как поступил? Просто хотел выяснить сможет ли шантажировать вас и в дальнейшем. Он понимал, что если нет, то вы оставите без внимания его требование. Однако был некто, через кого он мог оказать на вас давление. Это Риган. Гейгеру казалось, что вы опасаетесь, не является ли Риган кем-то другим, не тем, кем вы его считаете, и что он был хорошим и вертелся вокруг вас лишь до тех пор, пока не нашел способ доить ваш банковский счет. – Я видел, что генерал хочет прервать меня, но не дал ему сделать это и продолжал:
– Дело было не в деньгах, вас это не беспокоит. Дело даже не в ваших дочерях. Рано или поздно вы все равно все завещаете им. Во всем этом было нечто совершенно иное: ваша гордость и то, что вы действительно любили Ригана.
Воцарилась тишина.
Через некоторое время генерал тихо произнес:
– Вы чертовски много говорите, Марлоу! Должен ли я считать, что вы по-прежнему пытаетесь разгадать загадку?
– Нет. Я оставил эти попытки. Меня предостерегли, что люди из полиции считают мои действия чересчур решительными. Поэтому я и подумал, что должен вернуть вам деньги. По моим критериям ваше задание мною не выполнено.
Он улыбнулся.
– Вы говорите глупости. Я заплачу вам тысячу долларов, если вы отыщите Ригана. Он не обязан возвращаться ко мне. Мне не обязательно знать, где он. Человек имеет право жить, как ему нравится. У меня нет к нему претензий за то, что он не мог долго выдержать с моей дочкой, и даже за то, что он так внезапно ушел. Вероятно он поступил так, под влиянием момента. Я только хочу знать, все ли у него в порядке, где бы он ни был. Хочу иметь сведения из первых рук. Если, случайно, ему нужны деньги, хотелось бы, чтобы он их получил. Я выразился достаточно ясно?
– Да, генерал, – ответил я.
С минуту он отдыхал, тело его расслабилось, глаза с темными веками, закрылись, узкие губы казались почти бескровными. Потом открыл глаза и попытался улыбнуться мне.
– Мне кажется, – заметил он, – что я старый сентиментальный осел. Это совершенно не по-военному. Я привязался к этому парню. Он казался мне порядочным. В будущем следует осторожнее оценивать людей. Сделайте это для меня, Марлоу, найдите его!
– Попробую, генерал, – ответил я. – Но сейчас вам надо отдохнуть.