Глубокое бурение [сборник]
Шрифт:
— Нет, сынки, нельзя так. Обязательно надо, чтобы след от вас остался у циритэли. Да и бабы наши на вас косятся, понравились вы им.
Тут уж мудрецу и ходокам стало вовсе не по себе.
— Может, не надо? — робко спросил Гуй-Помойс.
— Ты что, крепыш? Конечно, надо! Да ты не бойся, тебе точно понравится.
Визитеров развели по разным пещерам. Тут-то им и открылась природа таинственных стонов, но ни ходоки, ни мудрец об этом никому потом не говорили, и между собой стыдливо не обсуждали.
Размазня, оставшаяся после Ваз-Газижоки, любопытства у Диболомов не вызывала. Лой-Быканах начал подозревать, что опять мог ошибиться, и начал уже бормотать «Вышли хваи», как взгляд его упал на аптечку.
— Что у вас тут? — спросил он архитекторов.
— Обезболивающее, заживляющее, торкающее… — начал перечислять Скип.
— Годится, — прервал его философ. — Заживляющее — тинная труха?
— Грибной взвар, — обиделся Уй. — Фуфла не держим.
Повезло, подумал эксцентрик, как же мне повезло. На периферии обзора парил в эфире Патриарх и с нескрываемым интересом наблюдал происходящее.
Лой-Быканах вылил на останки головы чуть ли не полсклянки, взвар зашипел, запенился, и из пены испуганно вытаращился глаз архитектора.
— Погоди, не дергайся, — философ вылил остатки взвара на размазню и прикрыл ящиком. — Теперь подождать надо.
Ждать пришлось недолго. Практически сразу из под ящика начали доноситься булькающие и трескающие звуки, потом невнятное бормотание, и вот уже:
— Ты мне за это ответишь! Вы мне все за это ответите! Жалкие, ничтожные…
Лой-Быканах горделиво приподнял ящик и представил Диболомам целехонькую голову архитектора.
— Регенерация — не причина, а следствие неуничтожимости, — объявил философ.
Уй и Дуй не смутились и на этот раз, но теперь их скепсис не казался твердым и непоколебимым.
— И что теперь? Положим, что вы даже правы, и сикараськи действительно особый вид материи…
— Даже не вид, а способ существования материи, — уточнил Лой-Быканах.
— Ну, хорошо, способ существования. И вы думаете, что от этого смысл существования сикараськи иной, нежели мы утверждаем? — усмехнулся Скип.
Лой-Быканах коварно улыбнулся:
— А вот этого я не скажу.
— Почему? — удивился Уй.
— Потому что пока не знаю.
Он выглянул в окно. Блямба почти скрылась за горизонтом.
— У вас можно переночевать?
— Конечно, — ответил Скип, не отрываясь от кульмана. — Но для этого ты должен признать, что мы правы.
— Вы правы, — легко согласился философ.
Дуй обиделся:
— Ты же не согласен, а говоришь, что согласен.
— А что мне остается делать? — растерялся Лой-Быканах. — Кстати, нужно определиться, как мы общаемся: на «ты» или на «вы»…
— Думаете, мы вас не уважаем? — Уй заколотил ставнями проем окна: мало ли кто ночью голодный залезет?
— Вовсе не по этой причине, — философ свернулся калачиком в углу. — Вот подумайте: вы уважаете тех, с кем говорите на «ты»?
После непродолжительных раздумий Диболомы решили, что в большинстве — уважают.
— А теперь другой вопрос: уважаете ли вы всех, к кому обращаетесь на «вы»?
— Как правило — нет, — удивился Скип. — Это что же получается: форма вежливости — это вовсе не форма вежливости.
Из угла, занятого философом, послышался смех:
— Вот видите, вы уже сомневаетесь. Нет, форма вежливости таковой и является, но ведь вежливость — она не столько в уважении личных качеств сикараськи, сколько в признании его личного пространства.
Вот тут Диболомы действительно удивились:
— Личное пространство? В смысле — частная собственность, недвижимость?
— Нет, именно личное пространство, — Лой-Быканах сладко зевнул. — Эх, закурить бы…
— Надо?
— Нет, в завязке, я же говорил… Так вот, личное пространство сикараськи — это насколько близко она вас к себе подпускает. Чем ближе подпускает — тем меньше пространство — тем больше она вам доверяет… ну, или меньше боится.
Диболомы погрузились в крутые раздумья, а философ продолжал:
— А что делать, если личное пространство по той или иной причине не может быть регламентировано? Где взять необходимую дистанцию?
— Если чего-то нет, но очень нужно — это придумывают, — подал голос Скип.
— Умница, — похвалил философ. — Именно придумывают. И пресловутая форма вежливости — именно придуманная дистанция. Вы мне не доверяете и даете понять, чтобы я держался на расстоянии — говорите «вы». Едва барьер непонимания сломан, возникает доверие, то есть «ты».
— А если сикараська хамит? Она ведь тоже «тыкает»! — очнулся Уй. — Какое уж тут доверие?
— Пытается взломать твое личное пространство, — философ опять зевнул. — Так что между нами: доверие или дистанция?
Пока Диболомы решали сложный вопрос, Лой-Быканах уснул.
— Доверие! — радостно крикнули Уй и Дуй.
Ответом послужил могучий храп.
— Эй, а про смысл жизни? — возмутился Скип.
Но Уй убедил его не будить философа. В конце концов, куда он денется до завтра?
— Говори.
Патриарх не обернулся к Гыну, он продолжал о чем-то напряженно думать. Тем не менее визит мудреца не остался незамеченным, и Патриарх нашел нужным первым начать разговор.
— Я… — Гын попытался приветствовать Патриарха, но не смог.
Вопрос задать он тоже не сумел.
— Зачем пришел? — спросил Патриарх, не оборачиваясь.
— Я только посижу тут, рядышком… — пробормотал мудрец. — Я быстро…
Патриарх не ответил.
Мудрец плюхнулся задом на камни, тут же вскочил и поковылял обратно с максимально возможной скоростью. Он отчетливо понял, что не только не хочет знать, как устроена Среда Обитания, но даже более — яростно противится, чтобы узнали другие.