Глубокое бурение [сборник]
Шрифт:
Дел, в общем-то, действительно было немало.
Мудрец хотел уже с радостным криком бежать навстречу Держателю, но воин вовремя захлопнул Тып-Ойжону клюв:
— Куда?!
— Но это же Патриарх!
— Сам вижу. Но откуда мы можем это знать?
— Он мир держит, разве не заметно? Вон, видите? — у него на гребне светило привязано.
Действительно, на спинном гребне Патриарха, привязанная к переднему шипу на веревочку, висела яркая блямба, которую мудрец назвал светилом. Сам Патриарх, подперев чешуйчатой лапой щеку, меланхолично вглядывался в водную гладь.
— Почему же он держит мир, если он держит светило? — прикопался Тым-Тыгдым. — Как-то все это антинаучно.
Мудрец в сердцах чуть не врезал брюл-брюлу шпор:
— Потому что свет — одна из основ Среды. Без света мы долго не протянем…
Ходоки пошептались и Ыц-Тойбол выразил следующую претензию:
— Все равно что-то у вас не сходится. Патриарх внизу сидит, а светило, — он ткнул пальцем вверх, — на небе. Как такое возможно?
Этот вопрос поставил Тып-Ойжона в тупик. Он долго морщил лоб и теребил шапку, потом вздохнул:
— Я же говорил, что я практик… Ну, давайте понаблюдаем за ним, что ли, и вы сами увидите!
Решили, что наблюдать некогда, но сейчас спускаться все равно не будут: кто его знает, этого Держателя, а вдруг сожрет?
Устроились на ночлег. И тут мудрец высказал свои предположения насчет Великой Матери.
— Не понял, — помотал головой Дол-Бярды. — Получается, что я с Патриархом любовью занимался?
Его успокоили: не он один, да и Великая Матерь такая баба, что никак не откажешься. Что сикараська перед Патриархом? — да просто недоразумение, все равно что плотник супротив столяра. В конце концов, не воин выбрал Великую Матерь, а она его. Не стоит этим вопросом грузиться, все уже позади.
— А она-то как мир держит? — удивился Тым-Тыгдым. — Это так антинау…
— Заткнись, бич, — цыкнули Раздолбаи, тихо грустящие по бабам.
— По-моему, все мы прекрасно понимаем, как она это делает, — ухмыльнулся мудрец.
Вечером все обалдели от погружения блямбы, наутро, едва что-то начало шипеть, вскочили и увидели подъем светила. И озадачились: ведь восход был слева, а закат справа, а тут снова, выходит, все поменялось? А еще оказалось, что Раздолбаи с клячами сбежали.
Пока мудрец и воин поносили Тым-Тыгдыма и Ботву, Ыц-Тойбол внимательно следил за Патриархом.
На берегу разыгралась трагедия: какой-то мудрец-теоретик грохнул двоих таких же мудрецов, настолько похожих на него самого, что в глазах рябило. Ыц-Тойбол узнал в грозном мудреце Гын-Рытркына, наставника в лесном стойбище.
— Жрать хочет, — посочувствовал Гуй-Помойс.
Добив коллег, теоретик поковылял к Патриарху, но, едва потоптавшись рядом с Держателем, стал возвращаться.
— Он что, Патриарху сначала предлагал? — старый ходок уважительно хмыкнул.
Но вот теоретик вернулся к телам, сложил рядком, начал производить какие-то манипуляции, и Тып-Ойжон догадался:
— Он их тинной трухой посыпает!
— А зачем бил? — удивились остальные.
— Вы меня спрашиваете? — в голосе мудреца звенела железная ирония.
Вот другие теоретики поднялись, обменялись с первым какими-то репликами, и первый пошел прочь, а двое направились к Патриарху.
Сколько уж теоретики болтали с Держателем, никто не знал, но мудрец не вытерпел и заявил:
— Все, ничего не хочу ждать, я пошел, — и припустил вниз по струящемуся песку.
Ходокам и воину оставалось подхватить нехитрый скарб и пуститься вдогонку.
Теоретики ничуть не удивились, увидев подбежавшего со стороны гор практика в сопровождении ходоков и воина. Патриарху же, похоже, и вовсе было плевать.
— Скажите, пожалуйста, — начал Тып-Ойжон, поскольку впервые за несколько периодов встретил коллег. — Это Край Света?
— Нет, — ответили мудрецы. — Середина.
Лой-Быканах стремительно мчался по Среде Обитания. Великий вопрос: в чем смысл жизни сикарасек? — он разрешил на мах, но вслед за этим вопросом следовало реализовать ответ.
Сикараськи живут, чтобы понять замысел Патриархов. А понять Патриарха можно только одним способом — отыскав его и задав волнующие вопросы. Где искать Патриархов, философ не знал, но предполагал, что если бежать очень быстро, то в конце концов на кого-нибудь из них да наткнешься. Можно было, конечно, и балданаков накуриться, но этак недолго снова в благоговение впасть. Свобода трезвой мысли торкала сильней, чем чача из борзянки или сушеные грибы, так что возвращаться к кальяну и четкам эксцентрик не собирался. Единственное, что осталось у него от прошлого — это мантра «Вышли хваи». Ее он в данный момент и повторял про себя, чтобы не сбить дыхание.
Что-то мелькнуло под ногами, Лой-Быканах споткнулся, полетел кубарем, и ткнулся носом в чей-то зад. Торопливо отстранившись, философ увидел спину Патриарха. Тот сосредоточенно кряхтел.
— Э… Здравствуйте? — философ поспешно отполз в сторону.
— Я занят, — напрягся Держатель.
— Понимаю, понимаю, — Лой-Быканах тактично отвернулся, и даже уши закрыл.
Вскоре специфически запахло. Кто-то похлопал философа по крупу, и он оглянулся.
Из всех неаппетитных процессов процесс творения оказался самым неаппетитным. Но отворачиваться было неудобно, приходилось терпеть.
— Что тебе, родимый? — Держатель, зачерпнув из кучки немного вещества, что-то такое лепил.
— Да вот… пришел…
— Да? А мне почему-то показалось, что ты несся куда-то, как угорелый.
— Искал. Кого-нибудь… из ваших.
— Так хапнул бы борзянки, — усмехнулся Патриарх. — Самый верный способ.
— Спасибо, я уж как-нибудь так.
— Спросить, что ли, хотел? — пальцы Держателя так и порхали, и в них постепенно угадывалась маленькая сикараська с крыльями. Последний штришок — длинный хвост — и сикараська встрепенулась и порскнула в небо.