Глубокое бурение [сборник]
Шрифт:
— Че, опять уплыл — Губы у Никиты еле шевелились.
— Ага. — И глазенками хлоп-хлоп. — Наверное, опять Луна.
Отчаянно хотелось курить. Чувствуя, как уши сворачиваются в трубочку, Элэм сполз с койки.
— Доведи меня до тубзика, — попросил он Левку.
Натянув треники и майку, Боцман, словно раненого товарища, подхватил Никиту под плечо и повел в туалет. В коридоре электронные часы показывали 22:27.
— Меня когда принесли?
— Я еще спал… наверное, часа три назад.
Зашли в туалет. Никита сказал:
— Новый год скоро. Каков
— Не отвлекайся.
Несколько секунд спустя зажурчали две струйки.
В глаза нестерпимо светило солнце.
Голова слегка кружилась в новогоднюю ночь Кирилл выпил слишком много шампанского. Глянул на наручные часы. Те показывали семь утра. Остановились, что ли Сейчас по меньшей мере десять…
— Вставай, — послышался шепот.
— Чего?
Рядом с его койкой стояли Элэм и Боцман.
— Вы охренели, молодежь!
— Че ты орешь, перебудишь всех. Вставай, мандавал!
Никита говорил вполголоса, уверенно и по-взрослому, сам не особо заботясь о тишине.
— Одевайся быстрее, мы на улице подождем.
И ушуршали на выход.
Сладко потянувшись, Кирилл оделся и мимоходом глянул в окно.
Кусты и деревья стояли голые, но неуловимая зеленая дымка готовых проклюнуться листьев уже витала в голубом весеннем воздухе.
— Не понял…
В поисках календаря взгляд уперся в новогоднюю стенгазету, которую Кирилл сам вчера рисовал.
Кое-как обувшись и накинув пуховик, он на цыпочках вышел из палаты и ссыпался вниз по лестнице.
— И куда вас всех с утра!.. — проворчала тетя Катя.
На крыльце, кроме двух первоклашек, стояли дежурные воспитатели. В отличие от Боцмана и Элэма лица взрослых восторга не выражали.
— Лариса Николаевна, ну можно мы сходим посмотреть — заканючил Боцман.
— Ну куда вы пойдете Видите, что творится! Господи, что же это…
— Лариса Николаевна, пускай с нами Кирилл пойдет! Ну интересно же, — не унимался Левка.
Воспитательница с мольбой посмотрела на Кирилла. Тот мужественно кивнул.
— Ура! — завопили ребята.
— Колитесь, че за дела — потребовал ответа Кирилл, едва вывел пацанов за ворота.
— Желание на Новый год загадал, чтобы май наступил. — Элэм шарил взглядом по окрестности, выбирая оптимальный маршрут. — Ну че стоите, бежать надо.
В небе гигантским белесым аэростатом висела луна.
— А он, правда, двухголовый А как он рулить будет А нас не заколдует — Крутой спуск нес троицу к реке, и с каждым шагом слушать болтовню Боцмана становилось все затруднительней в тумане, поднимавшемся от берегов, грохотала, рычала и даже завывала вода.
Остановились только у полузатопленного железнодорожного моста. Вода здесь встала на дыбы и кипела у ног Юси-Егора.
Егор широко разевал рот, но его все равно не было слышно. Он ткнул пальцем в туман, где ждал своего часа большой плот из резиновых камер. Кирилл не без помощи Боцмана и Никиты столкнул плавсредство в воду, вручил швартов ребятам и пригласил погонщиков на борт. Но тут замахал руками Левка. Черт знает, как ему это удалось, но он убедил Егора и Кирилла оросить берег. Те развернулись, но Боцман знаками показал, что нужно все делать вместе. Встали спиной к солнцу, расстегнули ширинки, и Элэм повторил про себя заклинание:
— Ссы в одно море, чтобы не было горя…
Прежде чем плот отчалил, Никита ухватил гость суглинка с гравием и сунул в руку Кириллу. Тот недоуменно посмотрел на Егора. Цыган кивнул.
Едва первоклашки отпустили швартов, река с радостным плеском рванула на запад, догонять свою тень.
— А ты-то чего на Новый год загадал — пихнул Никита Боцмана, когда шум наконец стих.
— Вторую молодость бабушке. Венера в своем перигелии задевает край Альдебарана, это способствует.
Боцман немного подумал и добавил:
— Интересно, они знают, где Молдавия
ЖЕСТКОКРЫЛЫЙ НАСЕКОМЫЙ
один
В половине второго детский голос начал звать маму.
Ребенок плакал, умолял впустить, клялся, что больше так не будет, обещал всегда слушаться, жаловался на голод и холод. Когда мольбы нон-стоп перевалили за два пополуночи, народ начал выглядывать в окна, и оказалось, что у третьего подъезда стоит мальчик, освещенный прожектором, установленным на крыше. Жильцы потихоньку закипали: какая-такая мамаша выставила дитё в шортах и футболке? Хотя для шестидесятой параллели ночи стояли удивительно теплые, но мало кто из проснувшихся хотел бы оказаться на улице в трусах и майке, особенно когда вовсю свирепствуют комары.
Жильцы начали выскакивать на балконы.
— Э, малец, ты совсем рехнулся?
— Что вы кричите, ребенок заблудился!
— Милицию надо. Пацан, ты чей?
Ребенок не отвечал. Он смотрел на балкончик третьего этажа, оттуда на него пялились три кошки.
— Он что, внук этой бабы, что ли?
— Ну вы же слышали: он маму зовет.
— Да у нее, кроме кошек да собак, дома никого не водится, даже мужика!
— Милицию, милицию надо! Эй, пацан!..
Марину Васильевну разбудил даже не звонок в дверь, а последовавший за ним отчаянный перелай Капитоши, Чумки и Чапы, изолированных на ночь друг от друга на лоджии, балкончике и кухне. Глянув на часы — кому не спится в ночь глухую? — встала с постели и пошла к двери.
— Кто там?
— Ты что же делаешь, курва? Что мальчонка-то твой под окнами причитает, весь дом перебудил?
Голос принадлежал соседке сверху, вздорной бабе предпенсионного возраста. Марина Васильевна выждала, пока баба проорется, потом поинтересовалась:
— Вы меня ради этого подняли в третьем часу ночи?
Оказалось, что соседка за дверью не одна, вместе с ней возмутилось еще два человека:
— Ты ребенка пустишь домой, или мы милицию вызовем?
— Совсем сдурела, училка?