Глухая стена

Манкелль Хеннинг

— Наверно, тебе надо рассказать, как все было.

— Так я и рассказываю.

— Газетчикам надо рассказать.

— И как, по-твоему, это будет выглядеть? Старый полицейский против мамаши с дочкой? Такая затея обречена на провал.

— Не забывай: девчонка, между прочим, соучастница убийства.

Интересно, поможет ли? — подумал Валландер. Превышение служебных полномочий со стороны полицейского — проступок серьезный. Он и сам так считал. И наличие особых обстоятельств вряд ли что меняет.

— Я подумаю, — сказал он и попросил

Ханссона соединить его с Нюбергом.

Нюберг взял трубку лишь через несколько минут. За это время Валландер успел еще раз-другой хлебнуть из бутылки и почувствовал, что слегка захмелел. Но напряжение отпустило.

— Нюберг.

— Газету видел? — спросил комиссар.

— Какую еще газету?

— Как — какую? С фотографией Эвы Перссон.

— Я вечерние газеты не читаю, но про эту историю слыхал. Как я понял, она напала на свою мать.

— По фотографии этого не видно.

— Ну и что?

— Неприятности у меня. Лиза хочет назначить внутреннее расследование.

— Вот и хорошо. Значит, правда восторжествует.

— Вопрос в том, примут ли ее газеты. Кому интересен старый полицейский, если рядом есть молоденькая убийца?

— Ты же, по-моему, никогда не обращал внимания на газетную писанину? — удивленно сказал Нюберг.

— Пожалуй. Но до сих пор они не печатали фотографий, из которых явствует, что я ударил девчонку-подростка.

— Она, между прочим, убийца.

— Все это до крайности неприятно.

— Ничего, обойдется. Кстати, могу подтвердить: один из следов на месте происшествия оставил автомобиль Муберга. Иными словами, мы идентифицировали все отпечатки, кроме одного. Только вот протектор у неизвестной машины, увы, стандартного образца.

— Зато мы точно знаем, что Соню туда кто-то привез. А потом уехал.

— И еще одно, — продолжал Нюберг. — Ее сумка.

— Что с ней не так?

— Я пытался понять, почему она лежала именно там. Возле ограждения.

— Наверно, этот кто-то бросил ее туда?

— Но почему? Он что же, рассчитывал, что мы ее найдем?

А ведь Нюберг прав, подумал Валландер. Очень важное соображение.

— Ты имеешь в виду, почему он не забрал сумку с собой? Если надеялся, что опознать тело будет невозможно?

— Да, примерно так.

— И каков же ответ?

— Делать выводы — твоя работа. Моя задача — собрать факты. Сумка лежала в пятнадцати метрах от входа в трансформаторную.

— Еще что?

— Всё. Других следов обнаружить не удалось.

Они закончили разговор. Валландер взялся было за бутылку. Но тотчас отставил ее в сторону. Хватит. Иначе будет перебор. А это ни к чему. Он прошел в гостиную. Странное ощущение — находиться дома средь бела дня. Вот так же будет, когда он выйдет на пенсию? При мысли об этом он поежился. Стал у окна, устремил взгляд на Мариягатан. Вечереет уже. Ему вспомнился врач, заходивший в управление, и покойник, найденный у банкомата. Завтра надо обязательно позвонить судмедэксперту и рассказать о визите Энандера, о его отказе принять

инфаркт миокарда как причину смерти Фалька. Это ничего не изменит. Но информировать медиков необходимо. И тянуть с этим незачем.

Затем он начал размышлять о том, что Нюберг сказал насчет сумки Сони Хёкберг. Вообще-то здесь напрашивался один-единственный вывод, который мгновенно разбудил все его сыщицкие инстинкты. Сумка лежала там, потому что кто-то хотел, чтобы ее нашли.

Валландер сел на диван и мысленно снова перебрал все обстоятельства. Тело можно сжечь до неузнаваемости, думал он. Особенно если пропустить через него ток высокого напряжения, который прервется не сразу. Казненный на электрическом стуле сгорает изнутри. Тот, кто убил Соню Хёкберг, знал, что опознать ее, скорее всего, будет трудно. Потому и оставил сумку.

Но это не объясняло, почему сумка лежала у ограждения.

Он снова проанализировал все, что знал. Однако вопрос остался без ответа. Ладно, отложим его на потом. Не стоит торопиться. Сперва нужно получить подтверждение, что Соня Хёкберг действительно была убита.

Валландер вернулся на кухню, сварил кофе. Телефон молчал. Уже четыре часа. С чашкой кофе он сел за стол, опять позвонил в управление. Ирена сообщила, что газеты и телевидение названивают по-прежнему, но она не дала им его телефон, который несколько лет назад засекретили. Комиссар снова подумал, что его отсутствие истолкуют как признание вины или, по меньшей мере, как страх. Надо было остаться на месте, думал он, поговорить с каждым журналистом в отдельности, рассказать, как все обстояло на самом деле. Объяснить, что Эва Перссон и ее мать лгут.

Слабость отступила. Он заметил, что начинает кипятиться, и попросил Ирену соединить его с Анн-Бритт. Вообще-то надо было первым делом связаться с Лизой Хольгерссон, напрямик сказать ей, что он не намерен мириться с ее недоверием.

Не дожидаясь ответа, Валландер положил трубку.

Сейчас ему не хочется говорить ни с той, ни с другой. Потом он опять взялся за телефон, набрал номер Стена Видена. Ответил девичий голос. На ферме в Шернсунде девушки-конюхи все время менялись, и у него порой мелькало подозрение, что Стен иной раз донимал девушек своим вниманием. Когда Виден подошел к телефону, Валландер успел чуть ли не пожалеть о звонке. Но при всем при том был совершенно уверен, что фотографию в газете Стен не видел.

— Думал наведаться к тебе, да вот машина сломалась, — сказал Валландер.

— Если хочешь, я за тобой заеду.

Уговорились на семь. Валландер взглянул на бутылку, но раздумал: хватит.

Раздался звонок в дверь. Он вздрогнул. К нему домой гости заходили крайне редко. Наверняка какой-нибудь журналист — разнюхал адрес и явился. Он убрал виски в шкаф, пошел открывать. Но вместо журналиста увидел на пороге Анн-Бритт Хёглунд.

— Не помешаю?

Он впустил ее в квартиру, стараясь дышать в сторону, чтобы она не учуяла запах виски. Провел в гостиную.