Глядя в будущее. Автобиография
Шрифт:
Как Дэн Сяопин и большинство других лидеров китайской революции, Мао происходил из простого деревенского рода и часто в ходе дипломатических бесед пользовался крестьянскими выражениями. Так, оценивая одну из конкретных проблем американо-китайских отношений, он назвал ее не более важной, чем "фан го пи", что одна из помощниц тут же перевела как "собачья вонь".
Это было одно из тех выражений, которых не имел в своем амбарном лексиконе даже Гарри Трумэн.
По мере того как встреча продолжалась, казалось, что Мао становится все сильнее и оживленнее. Он часто жестикулировал, двигал головой из стороны в сторону, и, казалось, его вдохновляла беседа. И он продолжал ссылаться на Всевышнего, заметив вдруг: "Бог
Встреча уже подходила к концу, когда Мао вовлек в беседу Уинстона и меня. "Этот посол, — сказал он, указав на меня, — находится в нелегком положении. Почему вы не обращаетесь ко мне?".
"Это было бы для меня большой честью, — ответил я, — но я боюсь, что вы очень заняты".
"О, я не занят, — сказал Мао. — Я не занимаюсь внутренними делами. Я только слежу за международными новостями. Вы действительно должны меня навестить".
Я увидел Мао еще однажды, во второй, и последний, раз, когда президент США Форд нанес официальный визит в Пекин через пять недель после описанных выше событий. Тогда уже было объявлено о моем новом назначении на пост директора Центрального разведывательного управления. Беседуя со специалистами нашей миссии после встречи с Киссинджером, я упомянул о том, что сказал Мао о моем возможном визите к нему, и добавил, что мне следует, вероятно, попробовать воспользоваться этим. Специалисты миссии посчитали, однако, что со стороны председателя КНР это было лишь проявлением дипломатической вежливости, и я не стал ничего предпринимать. Однако через год, после того как Мао умер, Барбара и я посетили Китай, и я упомянул о приглашении председателя одному из китайских правительственных чиновников.
"Вы должны были следовать вашему инстинкту, — сказал он мне. — Уверяю вас, что Мао никогда не сделал бы такого предложения, если бы не имел к тому серьезных оснований".
Глава седьмая.
"Президент просит…"
Лэнгли, штат Виргиния, 1976 год
Кому: Послу Бушу
От: Генри Киссинджера
1 ноября 1975 года
В понедельник, 3 ноября, в 19 часов 30 минут по вашингтонскому времени президент намерен объявить о некоторых важных кадровых перестановках. Среди них будет уход Билла Колби из ЦРУ.
Президент просит Вашего согласия на назначение Вас на пост директора ЦРУ.
Президент считает Ваше назначение весьма важным с точки зрения национальных интересов и очень надеется на Ваше согласие. Ваша преданность государственной службе отличается постоянством, и я поддерживаю президента в его надежде на то, что Вы положительно ответите на этот призыв послужить интересам Вашей страны…
"Все это очень неожиданно, — сказал молодой китайский гид английскому журналисту, когда новость о моем назначении директором ЦРУ стала известна в Пекине. — Господин Буш пробыл здесь целый год, а перед этим работал в ООН. И кто бы мог подумать, что все это время он был шпионом!"
Удивление гида было, пожалуй, не меньшим, чем мое собственное, когда я получил телеграмму от Генри. Директор ЦРУ — зачем? Я показал телеграмму Барбаре и по выражению ее лица понял, что мы думаем одинаково: то же, что и с назначением в Нью-Йорке в 1973 году. По утверждению Йога Берра, все это мы когда-то уже видели.
В то время проблемой был "Уотергейт". Президент Никсон позвонил мне и попросил занять пост председателя Национального комитета республиканской партии, чтобы урегулировать политический скандал, распространявшийся из западного крыла [49] . Теперь меня просили покинуть другой дипломатический пост, который нам с женой нравился, чтобы вернуться в Вашингтон и взять на себя руководство ведомством, которое вот уже в течение целого десятилетия трепали придирчивые расследования конгресса, чинившего разоблачения, обвинения в беззаконии и просто в некомпетентности.
49
Западное крыло — часть Белого дома, где располагается рабочий кабинет и резиденция президента США. — Прим. ред.
Я перечитал первые строчки телеграммы Генри: "Президент намерен объявить о некоторых важных кадровых перестановках", а затем — последнюю строчку: "К сожалению, у нас очень мало времени до этого объявления, и потому президенту был бы желателен немедленный ответ".
Не было никакого смысла телеграфировать для получения дополнительной информации, то есть ответов на вопросы, кто на какое место перейдет, что происходит и т. п. Как и язык дипломатии, язык политики имеет свои нюансы. Тон телеграммы государственного секретаря означал, что они хотели быстрого ответа без вопросов.
Колби уходил. Начинались широкие изменения. Возьму ли я ЦРУ, да или нет?
Ключевыми были слова: "президент просит". Барбара прочитала телеграмму, вернула ее и сказала: "Вспоминается Кэмп-Дэвид". И больше ничего. "Вспоминается Кэмп-Дэвид".
Больше всего из моей поездки в Кэмп-Дэвид в 1973 году ей запомнилось ее нежелание соглашаться на работу в НКРП. Но когда я вернулся вечером того же дня, она поняла еще до того, как я снял пальто, что произошло. Президент просил меня, и поскольку то, о чем он меня просил, не было незаконным или безнравственным и я считал, что мог бы взяться за это, существовал лишь один ответ, который я мог дать. Сейчас, два года спустя, она знала, что есть единственный ответ, который я могу дать новому президенту. Короче — что скоро мы уедем из Пекина в Вашингтон.
За 13 месяцев нашего пребывания в этой стране Барбара полюбила Китай, погрузившись в изучение китайской истории искусства и архитектуры. У нее были и другие, личные мысли, связанные с возвращением в Вашингтон. Ее волновало то, как отразится перемена работы на наших детях. Мы оба еще помнили уотергейтские дни и те огорчения, которые доставляли им школьные товарищи. Если им было тяжело тогда, то какой будет жизнь для детей главы ЦРУ?
И каким станет будущее в Вашингтоне для самого главы ЦРУ? После того как прошло первое впечатление от телеграммы, присланной Генри, и мы поняли, что она означает для нас в личном плане, я инстинктивно почувствовал, чем все это пахнет для меня в профессиональном отношении.
Во-первых, моим главным интересом продолжала быть политика. А работа в ЦРУ даже в лучшие времена не рассматривалась как трамплин для высоких постов уже хотя бы потому, что директор ЦРУ не должен быть связан с политикой. Всякий, кто брался за эту работу, был вынужден прекратить какую-либо политическую деятельность. Что же касается перспектив на выборную должность, то ЦРУ означает полный тупик и конец карьеры.
(Неужели все идет именно к этому? Значит, хотят похоронить Буша в ЦРУ? Да, Джордж, жизнь в византийской политической атмосфере коммунистической столицы начинает дурно влиять на тебя. Предположение, что некто в Вашингтоне — не президент и не Генри, а кто-то другой — задумал такое, было абсурдным. Но как однажды заметил Генри одному корреспонденту, "даже у параноиков есть настоящие враги".)