Глядя в будущее. Автобиография
Шрифт:
Во-вторых, у меня появилось недоумение, что все это может означать в дипломатическом аспекте. Более года я и Барбара (а она вложила в это дело столько же, сколько и я сам) работали, чтобы создать атмосферу взаимного уважения и дружбы между Китаем и США, сблизить наши народы и тем самым преодолеть идеологические разногласия. С помощью личных контактов нам удалось сломать барьеры подозрительности и недоверия, существовавшие между нашими странами. Что подумают в правительстве КНР? Что Буш-дипломат был в то же время и Бушем-шпионом?
Когда я выразил свои опасения одному дружески настроенному западному дипломату, он утешил меня рассказом о другом "дипломате из ЦРУ", Ричарде Хелмсе. Однажды
Оптимистический взгляд моего друга на то, как китайцы отреагируют на мое назначение директором ЦРУ, оказался верным. Какое бы подозрение китайцы ни испытывали к намерениям США, их недоверие к русским было еще большим. Когда известие о моем назначении достигло Пекина, китайские власти не только не были потрясены, но, наоборот, откровенно обрадовались. Как заметил один из них, они считали, что провели год, обучая меня своим взглядам на советскую угрозу, и теперь в качестве руководителя американской разведки я смогу преподать их уроки президенту.
Действительно, когда президент Форд посетил Китай (это было за месяц до нашего отъезда), то на одной из встреч председатель Мао поздравил меня. "Вас, кажется, повысили, — сказал он и, обратившись затем к президенту, добавил: — Нам очень жаль, что он уезжает".
Но самое важное свидетельство того, что китайцы не были недовольны моим назначением, появилось тогда, когда заместитель премьера Дэн Сяопин пригласил нас на неофициальный завтрак, на котором заверил меня, что в Китае мне всегда будут рады, и, улыбнувшись, добавил: "Даже в качестве главы ЦРУ". (Два года спустя мы действительно вернулись, совершая частную поездку. В то время Дэн Сяопин уже возглавлял правительство. — Дж. Б.)
Таким образом, мое беспокойство о дипломатических последствиях телеграммы Генри оказывалось совершенно напрасным: они были полностью противоположными. В дальней перспективе эти последствия имели определенное отношение и к моему политическому будущему. Но в ближайшие недели и месяцы я этого еще не понимал. После обряда прощальной церемонии Барбара и я покинули Пекин со смешанными чувстами: теплыми воспоминаниями о месяцах, проведенных в Китае, и радостью возвращения домой, удовлетворения от проделанной работы и робостью перед вступлением на путь, который выглядел ведущим к тупику.
Вашингтонская пресса назвала это "бойней в канун Дня всех святых" [50] , как бы сравнивая с "бойней субботним вечером" времен "Уотергейта". Важные кадровые перестановки, о которых упоминал в своей телеграмме Генри, представляли собой букет отставок, уходов на пенсию и одного прямого увольнения: кто-то поднялся наверх, кого-то сбросили вниз, некоторых передвинули вбок. Похоже было на то, что Форд решил через полтора года пребывания у власти основательно перетряхнуть Белый дом и подготовиться к предвыборному сражению в предстоящем году.
50
Канун Дня всех святых — религиозный праздник, отмечаемый 31 октября. — Прим. ред.
Джеймс Шлессинджер, которого когда-то, перед Колби, убрали с поста директора ЦРУ, на этот раз без своего на то согласия был снят с должности министра обороны. Дон Рамсфелд, руководитель аппарата сотрудников Белого дома, получил повышение и перешел в Пентагон на место Шлессинджера.
Государственный секретарь Киссинджер, который занимал два кресла во внешней политике, добровольно уступил одно своему заместителю в Белом доме генерал-лейтенанту ВВС Бренту Скаукрофту, который стал советником президента по вопросам национальной безопасности.
Колби уходил из ЦРУ, а Буш переходил туда, двигаясь не вверх, а в сторону, при условии, конечно, что назначение будет одобрено сенатом.
Одновременно с этими кабинетными перетасовками Нельсон Рокфеллер неожиданно заявил, что не будет выставлять свою кандидатуру на пост вице-президента на республиканском съезде в Канзас-Сити. Это был политический шаг, который, как мне сказали Билл Стейгер и Том Клепп, как раз и послужил причиной того, что мне предложили работу в ЦРУ.
Как рассчитывал Вашингтон, сценарий должен был развернуться так. На время борьбы Рейгана с Фордом за выдвижение своей кандидатуры на пост президента от республиканской партии президенту было необходимо прикрыть свой правый фланг. Это означало, что Рокфеллер, против которого были резко настроены консерваторы, ибо он принимал самое активное участие в кампании против Голдуотера в 1964 году, должен был уйти. Потерпев неудачу с Рокфеллером в качестве возможного вице-президента в 1974 году, Форд, как считали некоторые, мог бы рассматривать меня как главного претендента на второе место в Канзас-Сити, но не в том случае, если я проведу следующие шесть месяцев на посту "стрелочника" в скомпрометированном учреждении, деятельностью которого занимались две главные комиссии конгресса. Последствия этого назначения вывели бы меня из борьбы, и это место осталось бы свободным для других.
Раздумывая над этим сценарием, я вспомнил то, что Роджер Мортон сказал мне перед моим отъездом в Китай: "Я не собираюсь долго засиживаться в торговле. Ты должен подумать о том, чтобы по возвращении в Вашингтон заменить меня, когда я уйду. Это отличный трамплин, чтобы оказаться в списке кандидатов".
Однако в полученной мною в Пекине телеграмме не было никакого упоминания о том, что Роджер ушел с поста министра торговли и заменен своим заместителем Эллиотом Ричардсоном. Странным было и то, что именно опыт Ричардсона, бывшего министра юстиции, давал ему идеальную возможность возглавить ЦРУ, в то время как мое прошлое бизнесмена скорее подходило бы для министерства торговли. Мортон подозревал, что фактический ход событий умышленно подстроен так, чтобы не допустить моего участия в выборах. Он был не единственным из моих друзей, которые пришли к такому выводу.
"Я думаю, тебе следует знать, что говорят здесь, наверху, о твоем переходе в ЦРУ, — сказал мне другой коллега по палате представителей вскоре после моего возвращения в Вашингтон. — Они считают, что тебя надули, Джордж. Рамсфелд подставил тебя, а ты был круглым дураком, когда согласился".
Дон Рамсфелд, или Рамми, как его называли друзья, руководил аппаратом сотрудников Белого дома и имел репутацию способного администратора и искусного в ближнем бою политического соперника. Неизбежным было то, что он станет жертвой какой-нибудь сплетни, касающейся "бойни в канун Дня всех святых" и организации моего перехода в ЦРУ. На встрече в его кабинете Рамсфелд резко отверг эти слухи. Я поверил его словам. Но даже если бы слухи оказались верными, не было никакой возможности отказать просьбе президента принять назначение, каким бы неприятным оно ни было.