Глюконавты
Шрифт:
Светало.
На улицах стали появляться громадные неуклюжие бронированные мусоровозы, почему-то снабжённые торчащими из кабин крупнокалиберными сдвоенными пулемётами.
— Для отстрела штурмовых групп мятежных бомжей, — предположил браток и, надо сказать, оказался прав.
Ровно через квартал друзья увидели поразительную батальную сцену: кровавое сражение между неповоротливым мусоровозом и пятью бомжами в грязных лохмотьях. Битва шла за переполненные мусорные контейнеры, стоящие в небольшой арке, в которых вполне могли оказаться весьма полезные для бомжей ценные вещи.
А на крутой радиоволне уже играла легендарная композиция группы Oblika Morale «Битва бомжей» как нельзя лучше подходящая к разворачивающемуся драматическому действу.
Драка бомжей у входа в метро, Утром весенним в десять часов. Люди расходятся, мухи жужжат, Бомж пошёл войной на бомжа.Двоим нищим явно не повезло, их трупы уже тихо и даже как-то умиротворённо лежали у входа в арку. Медленно разворачиваясь, мусоровоз поливал арку из рычащих пулемётов горячим свинцом. Бомжи, делая искусную перегруппировку, ловко перекатывались по асфальту, забрасывая ненавистный мусоровоз бутылками из-под пива, наполненными горючей смесью бензина с пенопластом.
Сизые лица в рубцах и щетине, Смердит и шумит боевая дружина. На сальных тулупах блики лучей, Битва столетия битва бомжей.На подмогу к сражающимся из соседнего квартала уже подтягивалась новая группа смердящих бойцов, волокущая следом за собою самодельную огнемётную пушку собранную, судя по всему, из ржавой водосточной трубы.
Кровавая бойня за первенство в сборе, Бутылок пустых бычков и помоев, В грязи и ошметках с недюжею силой, Вчера — рядовой сегодня бомж-лидер.Увидев подтягивающуюся «тяжёлую артиллерию», водитель мусоровоза резко сдал назад отползая к городскому парку. Бомжи ликующе взвыли. Однако эпичное сражение всё ещё было далеко от своего победного завершения.
А радио всё надрывалось и надрывалось:
Из облака пыли, плюясь и кряхтя, Выпало мертвое тело вождя, Мухи расходятся, люди визжат, Бомж забил насмерть брата-бомжа.Слегка притормозив, браток ещё немного полюбовался острой социальной драмой, после чего вывел маленький «Фиат» на широкий просторный проспект.
— Куда поедем? — немного с грустью спросил бывший банкир. — Я, блин, ваще без понятия.
— Нам нужно встретиться с одним человеком, — ответил Вадик, — но мы не знаем, где он живёт.
— А зачем он вам?
— Мы хотим предупредить, что на него тоже как и на нас охотятся вампиры. Возможно, он поможет нам разобраться в том, что же всё-таки здесь происходит.
— А как его фамилия? — вдруг поинтересовался браток.
— Алекс Лурье, — ответил Вадик, — он литературный критик.
Банкир кивнул и, выудив из кармана смартфон, стал набирать текст придерживая руль одним мизинцем.
— Сейчас живо найдём этого вашего баклана…
Резко подавшись вперёд, Муха мёртвой хваткой вцепился в руль машины, вовремя уводя её от ближайшего городского дерева.
— Ну вот, — радостно сообщил браток, останавливая «Фиат» у неработающего светофора. — Алекс Давидович Лурье, пятьдесят восемь лет, литературный критик. Бывший… Ого! Бывший литературный рестлер в сверхтяжёлом весе. Победил в первом раунде знаменитого московского графомана Халка Кагана. Крутой, видно, мужик. Так, дальше… Неоднократно привлекался за разбойные нападения на писателей. Проломил отломанной ножкой от рояля череп некому Виктору Палевину, но тот после этого только ещё больше писать стал…
— Ты адрес, адрес его ищи, — вклинился в поток важной информации Вадик. — На фиг нам его биография и так понятно, что мужик не робкого десятка, за себя и за свои убеждения, если надо постоит.
— Да засохни ты, короста, — отмахнулся банкир, — интересно ведь, по понятиям чувак видимо живёт… За избиение писателя получил пять лет условно, но все обвинения с него были сняты в тот день, когда один из прокуроров прочёл бессмертные шедевры Палевина «Любовь к трём Цукербергам» и «Тайные виды на гору Говерла». Неоднократно на жизнь критика покушались. Так… а вот и его адрес: улица Казахских Графоманов 22, шестой подъезд, третий этаж, квартира № 13.
— Ну что ж, — вздохнул Муха, — поехали что ли?
Браток не возражал, ловко выруливая с перекрёстка.
— Хорошо бы ещё, блин, знать, где эта самая улица находится, — сварливо заявил банкир. — Маршрутизатор давно у меня не фурычит. Сбесился словно. Гугл карты тоже не открываются. Что, блин, за анально аномальное место…
— Мы тоже это заметили, — грустно подтвердили друзья.
— Ну и на фига вам этот Лурье? — всё недоумевал браток. — Пусть его эти ваши вампиры сожрут себе на здоровье и чесноком закусят, какое вам-то до этого дело?
— Да жалко хорошего мужика, не за что ведь пострадает, — ответил Вадик. — Честные литературные критики всегда как бы вне закона. Они вне литературной тусовки, где сплошь и рядом всякие дебилы, подхалимы и подгавкивающие своему кумиру ничтожные интернет прихлебатели. Громкий глас таких как этот Лурье, это глас, вопиющего одинокого пророка в безводной удушливой пустыне. И самое обидное в том, что весь этот пишущий бесталанный петушиный планктон абсолютно не желает учиться на своих ошибках, не желает, блин, что-либо менять среди своих уся-пуся попаданцев и риал-лит-РПГ. Бабло для них превыше искусства. Они развратили читателя превратив его в пускающего на губах слюни кретина. Неужели так трудно, мать вашу, написать НАСТОЯЩУЮ умную книгу, после которой не хочется блевать кириллицей или использовать её страницы по прямому назначению в известном отхожем месте?
— Ну, блин, — искренне восхитился браток, — знатно чешешь, фраер. Я вижу, у вас тут целая теория тайного литературного заговора сложилась. Что ж, навестим этого вашего критика-нытика…
В городе окончательно рассвело, что сопровождалось появлением на улицах большого количества автотранспорта.
То тут, то там у пустых мусорных контейнеров, на обильно посыпанном стреляными гильзами асфальте, валялись трупы воинственных, непокорных боевым силам городской санитарной службы, бомжей.