Гнев Бога
Шрифт:
Юлия восхищённо посмотрела на свои изящные, тонкие руки.
– Я хочу насладиться борьбой этих сильных людей. Их судьба в моих руках.
Она с презрением посмотрела на дрожащего Вергилия и почувствовала, как в её душе всё сжалось от того, что он уже тяготился своим присутствием рядом с нею и уже не помнил, кем они были друг для друга всю эту ночь. От мучительного сознания, что она брошена каким-то ничтожным поэтом, Юлия пришла в ярость и сжала кулачки, но , вспомнив его пылкость, трогательную нежность, неопытность и искренность
Юлия разочарованно вздохнула. На её прекрасных глазах заблестели слёзы. Её голос дрогнул, когда она сказала:
– Мы, разумеется, встретимся, не правда ли?
Он ничего не ответил, погружённый в свой страх.
Они оделись и спустились вниз. Юлия, уже сидя в носилках и держа Вергилия за руку, торопливо оглядывала его лицо, ища в нём прошлое чувство. По её бледным щекам катились крупные капли слёз. Она медленно размазала их пальцами по лицу.
– Ну, поэт, беги писать свои стихи.
И Вергилий, облегчённо вздыхая, вмиг ощутил в душе лёгкость и помчался прочь по пустынной улице …навстречу всемирной славе, чтобы уже через год вернуться в Рим и увидеть на дальних подступах к городу десятки тысяч римлян, которые в экстазе обожания встречали юного поэта. И самые красивые женщины день и ночь будут ждать его выхода из дома, чтобы поцеловать на дороге следы его ног…Это будет…Так значит: слава трусости, потому что она есть вечная память в сердцах людей, чем смелость, потому что она смерть и забвение…
Юлия, потрясённая тем, что он покинул её так просто, не пожав ей руку, не сказав ни слова, не одарив прощальным взглядом, со стоном отчаяния упала на подушки и, прижимая ладони к груди, кожа которой ещё хранила память о его ласках, вскрикнула:
– Но почему так больно?!
Глава седьмая
Тиберий всю ночь просидел в кресле, полный разных предчувствий и размышлений. И когда в комнате появилась Юлия, он поднялся ей навстречу, огромный с широкими плечами борца, навис над хрупкой, изящной фигуркой девушки, внимательно оглядел её покрасневшее от слёз лицо.
– Кто тебя посмел обидеть?
Та капризно дёрнула плечиком.
– Никто. Я сама себя обидела.
И, ненавидя весь мир – ведь ей больно! – так пусть же больно будет всем! Она с удовольствием рассказала Тиберию всё, что узнала во дворце Гортензия Флакка.
Тиберий, прикрыв глаза рукой, молча слушал, потом, оставшись один, он, поигрывая пальцами, зычным голосом позвал камердинера. И едва заспанное лицо просунулось в комнату из-за двери, полководец спокойно сказал:
– Дай панцирь, два меча и яд. И позови Фрасилла.
Когда камердинер скрылся, Тиберий подошёл к столу и щелчком пальца сбил на пол тяжёлый бронзовый светильник. В комнату вбежал полуодетый астролог Тиберия Фрасилл и замер за спиной своего патрона. Тиберий указал рукой на светильник.
– Я только что подумал о том, что меня ожидает сегодня, как вдруг он опрокинулся…
– Тиберий, клянусь богами, но это прекрасный знак!
Полководец встрепенулся. Его лицо оживилось, и он в сильнейшем возбуждении протянул руки к астрологу.
– Говори!
Астролог выдержал небольшую паузу, чтобы прийти в себя после глубокого сна и собраться с мыслями. Он уже понял, что его господину грозила смертельная опасность.
– Скажи, Тиберий, огонь погас сразу?
– Да, едва треножник упал на пол.
– Тогда слушай….Огонь – это война, враги, которые подняли против тебя оружие. И вдруг треножник – а это символ, твой покровитель среди людей или богов – бросает огонь тебе под ноги, чтобы ты растоптал его…и сам гаснет!
Тиберий ликующе вскрикнул и сорвал с шеи золотую цепь и протянул её Фрасиллу.
– Если всё будет так, как ты сказал, то клянусь тебе: ещё сегодня ты будешь купаться в золоте!
Он быстро надел поверх туники панцирь. Взял в руки два меча – вот верные его друзья, с которыми он многократно выходил впереди своих легионов на врага. Потом Тиберий, колеблясь, принял от камердинера крупный перстень с тайником, где лежали кристаллы быстро действующего яда. Резким движением Тиберий всунул в кольцо крупный палец, накинул на себя тогу и стремительным, тяжёлым шагом направился к выходу.
В это раннее утро, как и всегда на Священной дороге – улице, на которой в одном из государственных домов жил Тиберий, бродили взад и вперёд пролетарии, ожидая появления богатых граждан. Увидев полководца, идущего с небольшой группой слуг и клиентов, один из пролетариев рванулся к нему навстречу, схватил его за руку и торопливо сказал:
– Тиберий, вчера над твоим домом кружил орёл.
Полководец оживлённо притянул к себе грязного пролетария.
– Где же он сел?
– Он полетел на Палатинский холм. Люди говорят, что он сел на дворец Августа.
Тиберий чуть повернул голову лицом назад и сказал слугам:
– Дайте ему сто…нет, пятьдесят… довольно и двадцати сестерциев
Солнце уже поднималось над горизонтом. Его красные лучи упали на крыши домов.
Тиберий бегом поднялся по крутой дороге на Палатиский холм, на котором находилась крепость, построенная Ромулом, и где в этот утренний час лишь кое-где виднелись группы зевающих преторианцев. Быстро проходя мимо колонн храма Юпитера Благого и Великого, Тиберий ещё раз решил испытать свою судьбу. Он вбежал под высокие своды храма и, наполняя огромный зал грохотом своих шагов, устремился к жертвеннику. Там несколько жрецов разделывали на части крупного быка. Жрец-гадальщик, стоя перед столом, на котором лежали внутренности животного, в изумлении перебирал их, словно ища что-то. Он обернулся на шум шагов и, с трудом скрывая волнение, сказал: