Гнев Божий
Шрифт:
— Абсолютно уверен, что девушка клюнула и в отношении Ван Хорна у нее нет никаких подозрений, — успокоил я его.
— Точно, но на нас это не распространяется. Надо сказать, друг мой, в роли священника он смотрится вполне убедительно.
— Гляди, он ее еще и исповедует.
Срезав перочинным ножом кончик сигары, Янош ехидно спросил:
— А тебя от этого коробит?
— С какой стати?
— Пойми же, у Ван Хорна своя задача. А ты, похоже, не очень-то доволен, что он с ней так хорошо справляется.
Отчасти Янош был прав,
Спустя некоторое время Чела и Ван Хорн вышли наружу. Лицо девушки было бледным, а Ван Хорн выглядел очень серьезным и мрачным. Остановившись, он коснулся рукой плеча Челы и, благословив, вновь исчез в здании церкви.
— Как вам понравился образ святого, сеньорита? — спросил Янош, когда машина тронулась.
Вопрос Яноша остался без ответа. Девушка, казалось, вообще ничего не слышала, а лишь застывшими глазами, подняв голову, продолжала смотреть вперед. Было видно, что она сосредоточенно о чем-то думала.
Когда мы остановились у гостиницы, она, как мне показалось, вышла из оцепенения, вылезла из машины и, позвякивая шпорами на сапогах, быстро поднялась по лестнице. Морено, стоя за барной стойкой, протирал стеклянные стаканы. Увидев Челу, он, вытирая о полотенце руки, неуверенно шагнул ей навстречу.
— К вашим услугам, сеньорита.
— Рафаэль, эти джентльмены здесь по делам моего отца. Пробудут пару дней, может быть, три. Размести их в самых лучших номерах.
Морено охватил тот же ужас, как тогда при виде Ван Хорна.
— Но, сеньорита, — прошептал он, — как я могу?! Это же запрещено.
— Скажи-ка, друг мой, — сказала она ледяным голосом, — кому здесь все принадлежит?
— Вашему отцу, сеньорита.
— Тогда какие могут быть вопросы? Либо ты делаешь, что я прошу, либо оказываешься со всеми твоими пожитками на улице. Этого хочешь?
Морено затрепетал, словно запутавшаяся в паутине муха.
— Вы же знаете, сеньорита, моя жена в таком состоянии...
— Совершенно верно, — резко произнесла Чела, давая понять, кто здесь хозяин. — Решаю я, а не ты, Рафаэль. Тебе ничего не будет.
Последние слова сломили его.
— Хорошо, сеньорита, только под вашу ответственность.
Она обернулась и, торжествующе улыбаясь, посмотрела на нас. Во многом, должно быть, похожа на своего братца, впервые подумал я о Челе.
Мы оставили вещи в холле гостиницы, чтобы Морено отнес их в номера, а сами сели в машину. Нам предстояло доставить девушку обратно на гасиенду.
Большую часть пути мы проехали в полном молчании, но, когда до гасиенды осталось всего полмили, Чела неожиданно для нас заговорила:
— Возможно, оборудование на руднике покажется вам устаревшим, сеньор Киф. Но с начала работ прошло столько лет. Надеюсь, вы это учтете.
— Сеньорита, самое главное, каковы запасы серебра на вашем
— Да, конечно же... — согласилась она и откинулась на спинку сиденья. — Отец Ван Хорн — замечательный человек. Вы согласны со мной?
— Я слишком мало его знаю, чтобы утверждать это. Но он производит впечатление очень деятельного человека.
— Как, впрочем, и вы, сеньор, — сказала Чела и коснулась рукой серебряного амулета, висевшего на моей шее. — Странно видеть на вас эту вещицу. Могу ли я спросить, как она к вам попала?
— Это подарок от моего хорошего друга, — ответил я.
Она удивленно вскинула брови и слегка отпрянула от меня. Мексиканцы, будь они чистых кровей или метисы, одинаково относились к индейцам. Они их презирали. Теперь Чела, как я полагаю, стала смотреть на меня как на полукровку.
— Как я успел заметить, в ваших отношениях с Челой де Ла Плата пробежал холодок? — спросил Янош, когда мы возвращались.
Я обернулся к нему и, коснувшись рукой амулета, сказал:
— Похоже, я допустил промашку.
— Боюсь, что да, — ответил он. — Где-нибудь в Техасе или Аризоне тебя бы обозвали индейцем и вывезли из города по железной дороге, этому самому большому вкладу, внесенному великим народом в развитие мировой цивилизации. Тебе понравилось бы жить в Стране Прохладной Реки?
— Не знаю. Никогда там не был.
— А я попал к этим ряженым, как только прибыл в Мексику. У них не как у вас в Ирландии, уверяю тебя. Дикое пустынное место. Жуткий ландшафт. Сплошное холмистое плоскогорье из застывшей лавы с окаменевшими на нем деревьями. Им почти ежедневно приходится бороться за выживание.
— Что ж, звучит весьма заманчиво, — пошутил я.
— Из индейских племен здесь самые опасные — апачи, — продолжил Янош. — Однако и те побаиваются яаки. Прошло более четырехсот лет, как испанцы впервые покусились на их земли, и эти яаки борются с завоевателями, я бы сказал, вполне успешно. Столько лет здешнее правительство ведет политику на их полное уничтожение, но пока безуспешно. Это дикие и жестокие люди, Киф. Врагам, попавшим к ним в руки, отрезают конечности.
— Мне встречались такие калеки. Они выглядят, будто пострадали при взрывных работах на руднике, — сказал я и резко нажал на тормоз.
Перед нами, преодолев галопом невысокий холм, прямо на середине дороги появился всадник.
Я сразу понял, кто это. Никем другим этот человек быть не мог. С прямым корпусом и слегка откинутыми назад плечами, в седле он выглядел грациозно. На нем был френч и брюки, плотно обтягивающие ноги, — все черного цвета. Даже традиционных серебряных пуговиц, которые могли бы придать всаднику менее мрачный вид, на его одежде не было. Из-под черного сомбреро смотрело лицо надломленного жизнью человека. Взгляд его голубых глаз был совершенно пуст.