Гнев и радость
Шрифт:
Придав своему голосу спокойный тон, она проговорила:
— У меня в отеле есть номер, очень уютный. Я получила его только потому, что являюсь дочерью Булла, — вот оно, преимущество, о котором я тебе говорила. Пока я буду заказывать ужин, ты можешь устроиться у камина и погреть свои кости.
— Значит, я приглашен? — суховато спросил он.
У нее начало истощаться терпение, и она сама не знала: смеяться или раздражаться этому.
— Приглашен, хотя я удивлена тем, что тебе так долго пришлось это объяснять.
— Просто я стараюсь изо всех сил воздержаться от — как это говорится? — ковбойской
Она хмыкнула:
— Точно. Поэтому ты позвонил мне сегодня и спросил, не нужна ли мне машина.
— Я забыл.
В этот вечер он находился в каком-то странном расположении духа: отдаленный, удрученный, молчаливый и почти мрачный. Может, это была просто реакция на ее настроение? На недостаток ее тепла, приветливости?
— Ладно, не дуйся. С твоей стороны это было очень мило, и я это оценила высоко, — проговорила она.
— Значит, ты еще способна принимать сюрпризы?
— Способна, — серьезно ответила она.
— Я это запомню.
Спустя несколько минут лимузин повернул в каньон, где проходила дорога, ведущая к отелю. Они проехали мимо водоема со знаменитыми лебедями — те спали, укрыв головы под крылья. Впереди засветились огни Бэль Эра, этой торжественной архитектурной конструкции. Рей отпустил шофера с лимузином. Спустя еще пару минут Джулия уже открывала ключом дверь в свой номер. Рей стоял за ее спиной.
Номер был роскошным, здесь было все самое — или, по крайней мере, очень — дорогое. Отделан он был в зеленых тонах с розовыми оттенками, вся мебель — из светлого дерева. Общий вид был неказенный, жилой. Бельевой шкаф, на котором стоял телевизор, тумбочка в ногах сосновой кровати, несколько столиков — большой и маленький — из бронзы и стекла — антикварные вещи. Настольные лампы с подставками из розового мрамора были сделаны в итальянском стиле. Диван и стулья были современными, большими и удобными, обитыми тканью «кановас», гармонировавшей с пухлыми подушками на огромной кровати. Каминная плита, сделанная из натурального камня, выгодно украшала комнату. Мебель, стоявшая на балконе, была железной, выкрашенной в цвет краски яри-медянки. В больших каменных горшках стояли розовые герани и английский плющ.
Джулия подошла к кофейному столику перед диваном, сдвинула с середины крашеную фарфоровую пепельницу и кувшин и поставила на освободившееся место свой хрустальный приз. Она предложила Рею чего-нибудь выпить и протянула ему меню комнатного обслуживания, а сама пошла в ванную переодеться. Когда она вернулась оттуда, Рей стоял перед камином и смотрел попеременно то на хрустальный кубок, который держал в руке, то на языки пламени, жадно лизавшие дрова в камине. В другой руке у него была банка «Хейнекена». Он был в рубашке с короткими рукавами, пиджак висел на спинке одного из стульев.
— Наверное, ты действительно хорошо знаешь свое дело, — проговорил он.
Она медленно подошла к бару, чтобы налить себе бокал вина.
— Ты говоришь это, потому что я получила премию?
— И потому, как говорили все о твоей картине.
— А вот я не уверена, хорошо знаю свое дело или нет, — ответила вдруг Джулия. — Я редко об этом думаю. Хотя у меня был хороший учитель, этого отрицать не буду.
Он взглянул на нее. На несколько секунд его взгляд задержался на ее
— Ты правда не знаешь?
— Я не знакома ни с одним человеком, занятым в искусстве, который бы точно знал, хороша его работа или нет. Она может лишь удовлетворять человека или нет. И все.
— А как же мнение критиков? Результаты продаж?
— Мнение критиков — это мнение отдельных компетентных людей, вот и все. Что касается результатов продаж, то поверь мне, бывают времена, когда на рынке хорошо идет только халтура. На этом нельзя строить объективные суждения. Истина выясняется лишь по прошествии долгого времени. Ты что же, предлагаешь людям искусства ждать годами и больше ничего не делать?
— Боюсь, до последнего времени никогда не воспринимал кинобизнес как что-то серьезное.
С этими словами он поставил кубок на столик, на стеклянной поверхности которого хрусталь был почти невидим.
— Это способ заработать себе на пропитание, — без улыбки сказала она.
— Ты когда-нибудь задумывалась над тем, чем занималась бы, если бы не ставила фильмы?
Размышляя над вопросом, она смотрела в свой бокал.
— Может, стала бы сценаристом. Хотя, впрочем, им не позавидуешь, когда их мнение расходится с мнением режиссера или актера. У сценаристов не должно быть развитого самолюбия.
— Или должна быть страсть к деньгам, которая перекрывала бы самолюбие.
— Не знаю. Представляю себе восторг человека, который видит, как на его глазах оживают и двигаются его персонажи, которых он создал за пишущей машинкой. — Она помолчала, потом кивнула в сторону меню, которое лежало на столике перед диваном. — Ты уже выбрал, что хочешь?
Он внимательно посмотрел на нее, и улыбка тронула его губы.
— Давно.
Она встретилась глазами с его взглядом и задержалась на нем, на его открытости и дразнящем обещании, пока не почувствовала, что ей становится жарко, что она больше не может на него смотреть. Джулия отвела глаза и крепко ухватилась за меню, безуспешно пытаясь скрыть мелкое подрагивание своих пальцев.
Они заказали семгу с чесночно-сливочным соусом, эстрагон с овощами и бело-шоколадный торт с ягодами на десерт.
По их просьбе ужин с калифорнийским вином им накрыли перед камином.
Поздний час, тихое потрескивание пламени и тепло, идущее от камина, танцующие отражения на серебре и хрустале, гармония запахов горящего дерева, вина и великолепной еды, — все это создавало в ней ощущение какого-то приглушенного совершенства. Джулия чувствовала, как напряжение начинает постепенно отпускать ее. Они мало разговаривали во время еды, да им и не нужно было переговариваться. Когда ужин подошел к концу, Джулия сняла со столика тарелки с десертом и выкатила его из номера, поставив в холле у своей двери. Рей в это время пошел готовить кофе в блестящем немецком кофейнике. Когда ароматный напиток был приготовлен, они вернулись к огню камина. Джулия скинула свои сандалии и пристроилась с ногами в кресле. Рей опустился прямо на пол, закрытый ковром, оперся здоровым плечом на кресло и вытянул свои длинные ноги к огню. Джулия передала ему его тарелку с десертом и взяла свою.