Гнев и радость
Шрифт:
Она не знала, верить ли ему. Все же Джулия почувствовала некоторое расслабление.
— Ты мог мне позвонить, все обсудить.
— Ты послала бы меня подальше и предупредила бы, чтоб я не приближался к твоим камерам. А упускать такую возможность было бы просто глупостью.
— И ты полагал, что я буду так счастлива узнать, что фильм закончен до дождей, что даже не поинтересуюсь, кто его закончил, да? И когда же ты собирался мне открыться? Может, вы договорились, что это возьмет на себя Рей? Сначала расслабит меня как следует — как он умеет, — а потом и проговорится, это так?
Булл прищурился
— Мы, во-первых, не предполагали, что ты нагрянешь прямо во время съемок, это я тебе откровенно говорю. И потом, я хотел рассказать тебе об этом, когда ты поняла бы, что сцену заката снять уже не удастся из-за дождей. Хотел обрадовать тебя…
— А не думал ли ты о том, — медленно проговорила она, — что это удачный шанс и вовсе взять бразды правления съемками в свои руки?
— Джулия, — начал он, затем вдруг его голос прервался… Лицо Булла перекосилось и на нем застыло выражение сильной боли. Он наклонил голову и стал смотреть себе под ноги. Так прошла минута. Потом он поднял на нее красные глаза и сказал: — Хорошо… Я очень надеялся на то, что у тебя хватит великодушия оставить меня здесь. Мне не нужна твоя работа. Даже если б Аллен предложил мне ее, я бы отказался. Но он никогда бы не предложил. Просто мне очень хотелось поработать вместе! Неужели тебе так трудно переварить эту мысль?
— И ты знаешь почему?
— Я знаю, что ты имеешь в виду, но я совсем о другом! У всех режиссеров есть свои помощники. Я претендовал лишь на эту должность — твоего помощника!
— И ты думаешь, я поверю в то, что ты спокойно согласишься фигурировать в этой должности в титрах?
— Почему бы нет?
— Выглядело бы правдоподобно, — жестко сказала Джулия, — если б в конечном итоге оказалось, что режиссер — ты, а я твоя помощница!
— Я бы с тобой никогда так не поступил.
— Аллен поступил бы. Ведь он хочет, чтобы фильм получился, кассовым. Он не отказался бы использовать для этого твое имя.
— Ты неправильно о нем судишь. Просто он пытается сделать лучше для тебя, пытается спасти картину.
— Ее не надо спасать! Все идет нормально, и мне не нужны ни помощники, ни спасители!
— Ты боишься досужих разговоров? Это тебя беспокоит? Могу тебя заверить: все ребята хорошо знают, кто у них режиссер. Я заметил это в последнее время. Про-дюсирование фильма было устроено давным-давно и без моего участия, картина уже снята как минимум на две трети, и тоже без меня. Осталось доснять несколько рулонов пленки — и можно отправляться домой. На такой работе никто никого просто не успеет заменить, уверяю тебя.
— Тогда я не понимаю, для чего же ты все-таки хочешь остаться?
Его глаза сузились под густыми бровями.
— Я мог бы сказать, что беспокоюсь о тебе в связи с этими несчастными случаями. Я мог бы сказать, что мне кажется, здесь есть кто-то, кому бы очень не хотелось, чтобы ты закончила картину. Что мне было бы спокойнее, если бы я был с тобой, присматривал за тобой. Я мог бы сказать, что хочу выяснить, кто тебе пакостит. Все это я мог бы сказать, но не в этом дело.
— А в чем? — спросила она, не обращая внимания на поднимавшееся в ней странное чувство.
— А дело в том… — начал он и запнулся. Она поняла, что он больше не
— Твой последний фильм имел очень хорошую кассу. О чем ты мне говоришь? — Она оторвалась от спинки стула, села прямо. Ее брови нахмуренно сдвинулись. Она не верила отцу, но странное чувство стало сильнее.
— Картина была неплохая, но и не блестящая.
— Критикам понравилась.
— Увы, отнюдь не критики финансируют мои фильмы. Денежные мешки от кинобизнеса хотят возвращения своих капиталов. И желательно с большим приростом. Но это еще не самое худшее. Я выдохся на идеи, Джулия. Я просто… просто потерял ощущение видения, перед моим мысленным взором уже не крутятся ожившие образы сценария. Раньше у меня все было. Теперь это есть у тебя.
— Не смеши, — резко оборвала она. — У тебя тоже все есть.
— Было, — тяжело проговорил он и качнул головой. — Никому, кроме тебя, я этого не говорил и не скажу, но ты уж мне поверь: я высох, кончился. Ребята на студии знают это и без моих слов. Вот уже несколько месяцев они не отвечают на мои звонки. Очень скоро до этого дознаются бульварные газетенки, и для меня воистину наступит последний день Помпеи.
— Не могу в это поверить, — поражение произнесла Джулия.
Она почему-то всегда думала, что, пока Булл стоит на ногах, он будет шлепать фильм за фильмом. Другие по разным причинам могут выпадать из обоймы: либо неудачи, либо увольнение… Но с Буллом, казалось, такое никогда не случится.
— Для меня настали тяжелые деньки, — сказал он так тихо и спокойно, что она поначалу даже не сразу уловила смысл его слов.
Джулия тяжело сглотнула и прокашлялась: в горле сидел резиновый комок.
— Даже при всем этом, — проговорила она, — не пойму, какую пользу тебе может принести работа со мной. Я не знаю, будет ли «Болотное царство» иметь коммерческий успех.
— Возможно, ты права, хотя мне кажется, что у картины есть большой шанс. Но я говорю сейчас не об этом. Мне нужно покрутиться в мире свежих идей, свежих мыслей. Я думаю, это подтолкнет меня вперед, и я снова смогу снимать. У тебя что-то есть, девочка. Не знаю, откуда в тебе это взялось, но у тебя есть чувство режиссерского видения, ты умеешь выжимать из своих актеров сильные чувства. Люди не останутся равнодушными к твоим картинам, вот увидишь. Это дар, можешь в этом не сомневаться. Когда-то и я так мог. Я хочу возродиться.
Она была тронута его болью и одновременно напугана его словами. В глубине ее сознания билась мысль о том, что Булл прав и она действительно талантлива, но Джулия отгоняла от себя эту мысль из скромности.
— Ты просматривал то, что отснято?
— Аллен показывал мне. Он очень волнуется за картину, Джулия. Но сейчас все складывается таким образом, что… Он считает, нужен толчок для того, чтобы закончить фильм. Он пытается подстраховать этот проект.
— Забавно. Что же он мне об этом ни разу не говорил?