Гнев Кана
Шрифт:
Спок опять ушел в свои мысли. Кирк оценил эту перемену и опустил руку.
– Вы пойдете на капитанский мостик? Я мало, что разъяснил. И, думаю, ваши ученики считают меня мятежником.
– Да, адмирал. Но может быть, нам лучше сначала поговорить с мистером Скоттом, чтобы он мог объяснить ситуацию также и своим курсантам.
В этот день во время ленча Саавик пришла в буфет и встала в очередь.
Все вокруг нее, ее одноклассники, размышляли об изменениях в плане, о новом курсе «Энтерпрайза» и о странном захвате корабля адмиралом.
Она колебалась, не зная, что выбрать на завтрак, предпочитая бифштекс с кровью, но капитан считал, что потребление мяса – в особенности сырого по меньшей мере, недостойно цивилизованного существа. Поэтому обычно выбирала что-нибудь другое, когда они завтракали вместе. Саавик долго старалась соответствовать вулканийскому идеалу – вегетарианству – но совершенно ослабла. И это было все, чего она сумела добиться.
Она пошла на компромисс, выбрав яичное блюдо, которое было доведено на кухне до абсолютно безвкусного состояния, но которое можно было сделать съедобным, добавив изрядное количество сезамового масла и пиппали, огненной специи. Питер Простон однажды попробовал это блюдо, а Саавик не предупредила, чтобы он был осторожен. Она и не подозревала, какое воздействие это может оказать на человека. Когда он наконец прекратил кашлять, перестал пить воду и мог опять говорить, он описал это как что-то вроде очищенного перца и расщепленного атомного ядра.
Саавик удивилась, что Питера нет. Они обычно ели вместе, а сейчас, хотя и было время его завтрака, его не было в столовой.
Она остановилась у стола капитана Спока. Он ел салат.
– Можно к вам присоединиться, сэр?
– Конечно, лейтенант.
Саавик села и стала думать, как правильнее выразить свою обеспокоенность тем, что адмирал принял на себя командование «Энтерпрайзом».
– Лейтенант, – обратился к ней Спок, – как идут занятия Питера Престона?
– Да в общем, очень хорошо. Он прекрасный ученик и имеет склонность к этому предмету.
– Я подумал, что, быть может, ему слишком трудно.
– Я не заметила никаких признаков этого, капитан.
– Все же мистер Скотт попросил меня отложить занятия мистера Престона.
– Почему? – спросила Саавик, очень удивившись.
– Он объяснил это так, что двигатели требуют рабочих рук, и необходима помощь Питера Престона.
– Двигатели, – возразила Саавик, – только что после капитального ремонта показали на проверке сто пятнадцать процентов.
– Совершенно верно, – сказал Спок. – Я подумал над другими причинами.
Возможно, мистер Скотт пытается оградить Престона от чрезмерных нагрузок.
Саавик покачала головой.
– Во-первых, капитан, я уверена, что Питер чувствует себя со мной достаточно раскованно, и он сказал бы мне, если бы чувствовал себя заваленным…
– «Заваленным»?
– Ужасно перегруженным работой. Прошу прощения. Я не хотела выразиться неточно.
– Это не упрек, лейтенант, просто вы еще больше преуспеете в общении с людьми, если будете знать их идиомы.
Саавик соотнесла странную просьбу Скотта со своим ранее состоявшимся разговором с Питером.
– Мне кажется, я знаю, почему мистер Скотт отменил занятия курсанта Престона.
Она рассказала, что произошло.
Спок задумался.
– Это все кажется до чрезвычайности странным. Мистер Скотт, конечно, понимает, что настоящее обучение стоит всех хлопот и неудобств, причиняемых как ученику, так и учителю. Что еще сказал мистер Престон?
– Он предпочел не рассказывать всего. Он сказал это… «уж совсем глупо». Казалось, он был смущен.
– В самом деле? – Спок съел несколько ложек своего салата.
Саавик приступила к завтраку. Она добавила еще пиппали.
– Саавик, – начал Спок, – выказывал ли курсант какие-либо признаки серьезной к вам привязанности?
– Что вы имеете в виду, сэр?
– Он как-нибудь выражал свою любовь к вам?
– Предполагаю, что со стороны так могло показаться. Он почувствовал облегчение, когда я сказала ему, что не считаю его «камнем на шее». И должна признаться, – в голосе Саавик явно не чувствовалось желание продолжать беседу, – что я… очень люблю его. Он милый и добросовестный ребенок.
– Но он, – осторожно сказал Спок, – не ребенок.
– Конечно. – Саавик почувствовала, к чему клонит Спок.
– Быть может, мистер Скотт боится, что его племянник влюблен в вас.
– Но это нелепо! – воскликнула Саавик. – Если бы даже это не было столь неуместно, то это просто невозможно.
– Это было бы неуместно. Но совсем не невозможно, а даже вероятно.
Это, пожалуй, слабое место в человеческой натуре. Если курсант Престон испытывает к вам то, что люди именуют «страстью»…
– Сэр? – теперь она чувствовала себя неловко.
– Страсть, для людей, это что-то вроде влюбленности, однако, она случается только с очень молодыми особями человеческого рода и кажется очень забавной более старшим.
Мотивы поведения Питера вдруг стали ясны. Нет ничего странного в том, что он был смущен и не хотел говорить об этом. Она прекрасно знала, насколько сильно он не любил, когда над ним смеялись.
Спок продолжал.
– Вы должны вести себя безукоризненно, так мягко, как только можете.
Люди очень уязвимы в этих делах и легко ранимы. И, как вы совершенно справедливо заметили, было бы неуместным…
Саавик чувствовала себя неловко и, в то же время, была шокирована.
– Мистер Спок, – сказала она, снова называя его так, как называла уже много лет, – Питер – ребенок. И даже если любовные увлечения – слабое место человеческой натуры, они не являются таковыми для вулканийцев.
– Но вы не вулканийка, – ответил Спок.
Саавик со звоном уронила вилку на тарелку и вскочила так быстро, что ее стул с грохотом упал на пол.