Гнев Новороссии
Шрифт:
– Юля! Быстрее давай, чего ты там возишься с бронежилетом?! Ехать пора! – плюхнувшись на переднее сиденье рядом с водителем, Сергей повернулся к Новикову. – Сейчас медсестру подождем и двинем!
Вскоре в салон заскочила невысокая с крепкой фигурой медсестра. Под курткой с эмблемой «Скорой помощи» у нее был черный бронежилет.
– Здрасьте! – девушка уселась впереди, подтолкнув фельдшера в бок.
Скрежетнув передачей, «уазик» тронулся с места.
Костя удивлялся мужеству и самоотверженности местных врачей. Тут в бронированном джипе каждый раз ждешь, что по тебе какая-нибудь бандеровская падла «отработает»
Костя поделился этими мыслями с фельдшером. Тот рассмеялся:
– Работа как работа! Помню, я «вкалывал» на Селидовской подстанции «Скорой помощи», обслуживали Селидово, Горняк, окрестные поселки и села. Так вот, под Новый год пришлось мне прямо в машине роды принимать! Ночь, вьюга, а у меня из всего оборудования – тусклая лампочка под потолком кабины! Но ничего, нормалек – новорожденного Сергеем назвали.
– Но ведь это одно, а под пулями лазить – совсем другое.
– А что делать? Я сам – из Макеевки. Дома жена с двумя детьми, жрать нечего. Вот, устроился на «Скорую» в Славянск. Работы, как ты понимаешь, много. В ДНР мне платят триста гривен за сутки дежурства, плюс сто пятьдесят за «боевые». И еще продуктовый паек, усиленный. Отвозят и привозят бесплатно, мотаюсь вместе с колоннами, что идут из Донецка в Славянск. Живем потихоньку… – пожал плечами простой фельдшер «Скорой помощи» из Донецкой области, поправляя лежащий на коленях укороченный «калаш».
Пока балагурили, доехали до блокпоста Нацгвардии Украины. Стандартная «мешочно-песочная» архитектура, над обшарпанным бронетранспортером развевается сине-желтый стяг. Автоматчик на обочине взмахнул полосатым жезлом. За бруствером его прикрывал расчет тяжелого пулемета. Рядом – еще несколько автоматчиков с сине-желтыми шевронами на серой униформе.
– Стій! Проїзд заборонено! Вертайтесь, звідки приїхали [20] .
– Село Невское попало под артобстрел! Вы же по нему стреляли! И там сейчас полно раненых, – похожий на Винни Пуха фельдшер оказался не из робкого десятка.
20
Стой! Проезд запрещен! Возвращайтесь, откуда приехали (укр.).
– Проезжайте…
И резвая «таблетка» поскакала по ухабам дальше. По небольшому мосту переехали речку со звучным названием Жеребец. За мостом, собственно, и было село. Белые беленые дома стали грязно-серыми от копоти. Несколько дворов было буквально разворочено прямыми попаданиями гаубичных снарядов. Также под удар попал центр села: магазин, клуб, сельсовет и одноэтажная школа. Занятия в ней в этом году и не начинались…
Обугленные стропила разбитых крыш напоминали обломки костей, торчащие при открытом переломе. Досталось и колхозным постройкам. В разрушенном коровнике истошно ревела раненая скотина.
Небольшая церквушка уцелела только чудом.
– «Конфетки от Порошенко», м-м-мать! – скрипнул зубами фельдшер «Скорой помощи», имея в виду президента Украины, олигарха и «шоколадного короля».
Плач, страшный бабий вой по убитым, горе, которое принесли в разрушенные дома украинские снаряды. И только одна надежда для выживших в этом маленьком филиале ада – на зеленый «уазик» с красными крестами на простреленных бортах.
– Как будем работать?
– Серега, это – твоя «вотчина». Я у тебя на подхвате, командуй.
Фельдшер Горчаков действовал быстро и весьма профессионально. Провел сортировку раненых по степени поражения, стал оказывать помощь. Всего было два десятка пострадавших с переломами, различными травмами. Среди них – два ребенка и шесть женщин. А вот еще пятнадцати селянам помочь было нельзя.
Фельдшер подвел Новикова к девочке лет восьми. Возле нее рыдала мать.
– Что думаешь?
Костя присмотрелся получше, опустился на колени, прощупал руками в перчатках живот.
– Кожные покровы бледные, на лбу – холодный пот. Начинает развиваться цианоз, вон уже губы синеют. Внутреннее кровотечение, или печень, или селезенка… – Константин Новиков внимательно поглядел на фельдшера.
Тот кивнул и взглядом указал на мать. Отошли в сторону.
– Мы ее не довезем по таким ухабам.
– Вот и я о том же.
– Так что – резать? Но где?
– В церкви, – кивнул Новиков. – Пойду поищу батюшку. А ты пока выясни группу крови девочки. Если есть на руках амбулаторная карточка – вообще здорово.
Настоятель, отец Феофан, был со своими прихожанами: причащал, соборовал, утешал, как мог, родственников усопших. «Причастие – премедикация перед смертью!» – снова всплыла в голове неуместная мысль.
Константин Новиков быстро договорился с настоятелем храма.
– Я распоряжусь обо всем, – ответил настоятель церкви. – Только поймите, украинские военные ведь стреляют и по церквям тоже. Словно, прости Господи, фашисты во время блокады Ленинграда.
Уроженцу Санкт-Петербурга Константину Новикову зверства фашистов были знакомы только по рассказам бабушки, пережившей блокаду. Теперь молодой военврач понимал, что она чувствовала.
Бандеровские оккупанты не щадили даже храмы Божьи.
«Обстрел начался в 10 часов утра, во время литургии, – рассказал настоятель собора протоиерей Николай Фоменко. – Люди как раз запели «Отче наш», когда был произведен первый залп с горы Карачун. Потом было еще несколько залпов, и один из снарядов попал в хлебный киоск «Паляница», находящийся в нескольких метрах от храма. Его разорвало, все, что осталось, – сгорело. Продавец, услышав первый залп, выбежала – это ее и спасло.
В это время на территории храма находилось около тысячи человек. В храме было много верующих, пришедших на службу, а во дворе собрались те, кто ожидал выдачи гуманитарной помощи.
После начала обстрела все бросились в храм, – говорит настоятель. – Собор был переполнен народом, люди стояли на коленях, молились Богу со слезами. От взрывной волны из купольной части упало и разбилось несколько витражных стекол, людей это подвигло на еще более усиленную молитву. Залпы длились около получаса. Также был обстрелян микрорайон Артема и центральный рынок. По окончании были слышны ответные залпы из города. Их было несколько». На территории собора никто не пострадал, храм тоже цел.