Гнев Перуна
Шрифт:
— Почто подкрадывалась, яко проскупица [101] ? — строго спросил, пряча за этой строгостью терпкую истому во всём теле. Краем глаза взглянул на её разгорячённое лицо, на её пушистые тёмные ресницы и венец тугих кос на голове, прикрытых прозрачным шёлковым убрусом.
— В сию обитель жён не пускают, отец. А ты... не приходишь к нам. Я так долго тебя ждала! Обиду затаил?
Нестор молчал.
— А другому не могу доверить исповедь мою...
Нестор плотно, до боли в дёснах, сжал губы. Искушение сие... Новое искушение диавола...
101
Проскупица — злодейка.
— Я тебя слушаю... жона...
Гаина испуганно заморгала ресницами. Под ними влажно блеснула синь её глаз. Дрожащие пальцы теребили на груди кончик убруса.
— Помоги мне молитвой своей искренней... Нету сил у меня! Грешна... — вдруг закрыла лицо ладонями.
Нестор не шевельнулся.
— Молись, сестра, кайся в грехах своих. Обратись к Богу милосердному — он вернёт тебе покой.
— Молюсь ведь и денно и нощно... Уста мои и сердце моё почитают Бога. Но в душу не входит благодать. Великий грех ношу в себе...
— Откройся мне — и покайся. Буду молиться за тебя.
— Согрешила я. Отяжелела я...
В глазах Нестора почернел свет.
— Молись, Гайка...
— Не помогает ведь молитва, говорю... — горячо шептала ему в лицо. — Не сплю ночами. Как привидень хожу... Но... хочу дитя иметь! Хотела когда-то от тебя, Наслав...
— Ты ошибаешься, сестра... Я давно уже... Нестор...
— Но я не нашла тогда тебя! Не знала, как...
Нестор изо всех сил сомкнул веки. Его тонкие ноздри затрепетали. Запахло вспаханным полем... солнцем... одуванчиками... Где-то зазвенели голоса... Перекатывались с пригорка на пригорок, с холма на холм... «Ой, мы в поле выйдем, выйдем!.. Ой мы с Ладом выйдем, выйдем!..»
— Черноризец я. Грех так мыслить было!
— Почему грех? Любовь — не грех. Бог и есть любовь. В Святом Писании так и записано: кто пребывает в любви — пребывает в Бозе и Бог в нём пребывает. Разве не так говорил апостол Иоанн? Нет страха в любви, молвил он, настоящая любовь — отбрасывает его, ибо страх есть мученье... Я сама сие читала! Но теперь что? Страх мой распинает душу... Ты же — безгрешен и чист. Заступись за меня перед Богом! Пусть душа моя успокоится. Пусть на дитя моё не упадёт мой грех... Христом и всеми богами тебя умоляю!
Гаина упала на колени. Тело её безмолвно замерло в ожидании. Нестор не шевельнулся. Онемел.
«Ой, мы с Ладом выйдем, выйдем!..»
— Кто ж он? — неожиданно спросил — и ужаснулся своих слов. Лучше бы свой язык проглотил! Или ему не всё равно?
Гаина взглянула на него. Вся съёжилась. Поникла головой. Будто вдруг завяла, как сорванный цветок одуванчика.
— Не скажу, отче... — Выпрямилась. Вытащила из-за пазухи тяжёлый кошелёк. — Возьми. Сие гривны серебряные. На храм Божьей Матери.
Нестор глядел вдаль.
Сердце людское... Какую бездну, какую глубину таит оно в себе... Сколько радостей и скорбей в нём тонет... Вся жизнь человеческая в нём... Как стремительно оно летит ввысь... к солнцу... к вечности... И как пылко жаждет оно простого, земного счастья... Тёплого, близкого... Кто поймёт всё величие сердца людского? И способен ли он, простой земной человек, понять хотя бы своё сердце?
Гаина не дождалась слова от Нестора. Тихо поплелась по извилистой тропинке вниз, через заросли...
А он всё ещё стоял и глядел вдаль...
Почему суетная жизнь врывается так часто в спокойное течение его дней? Почему терзает его душу воспоминаниями о неосуществлённых надеждах?
Он никогда не сможет этого понять. Никогда! А что, если в этой непобедимости человеческого греха его земное — и единственное! — счастье, его земная вечность? «Ходи путями сердца твоего и взгляда очей твоих...» Кабы раньше знал этого Экклезиаста!.. Тогда наверняка не стал бы черноризцем. Скорее пошёл бы к волхвам кудесничать, кланяться Роду и Рожаницам, Дажьбогу и Перуну... дабы множили и оберегали его род на этой земле...
К пещере... Искупать сии еретические мысли постом... бессонницей... чтением псалмов... Учиться управлять своими желаниями...
Удивительно: живому человеку нет покоя и в Божьей обители. Жизнь настигает и здесь души людские, отреченные от неё. Вот так: Никон Великий всю жизнь воюет против засилья ромеев и против княжеских межусобиц... За ним отец Феодосий, а нынче немощный Стефан тайно освящает русских князей на киевский стол — вопреки митрополиту-гречину. И он, Нестор, идёт тою же тернистой стезей жизни. Хотя и желал бы здесь упрятаться от неё...
В пещере Нестору стало легче. Упал на скамью. Прикрыл глаза. Темень. Покой. Время остановилось. Или повернулось обратно и тащит его за собой туда, в прошлое. И он летит за ним... И нет ни горя, ни обид. Ни Гаины... ни её слёз...
И он своими помыслами перенёсся на полтысячелетия назад... Куда звало его Слово Никона... Куда он сам жаждал заглянуть. В его душе было только Слово. Древнее, как сей Мир...
Вот за спиной будто слышится чей-то хриплый голос: «Берегись!»
Что это? Бред? Сон?..
Над ним простор звёздного неба...
А перед глазами — трепещет пламя свечи. Колышется язычок огонька. Нестор пальцем водит по древнему пергамену. «Бере-ги-сь...» — шевелит губами. Сотворил слово. Маленькое слово. А за ним поднимается новый мир. Отошедший в прошлое...
Но постой, постой! С чего это всё началось?
Да! Началось с тревоги...
Часть вторая
ТРЕВОГА СТЕПИ