Гнев Перуна
Шрифт:
Могучий покровитель его — Род, которому поклоняются все боги неба и земли, который дарит жизнь всему живому, который пашет землю сохой или плугом и орошает её дождями, — был щедр к росичам. На густых сочных травах паслись тучные стада. Род был щедр и к людям — пахарям дарил здоровых жён, и те рожали крепких смышлёных детей. Из них вырастали умелые хлеборобы и отважные воины. Сызмальства их приучали умело держать рукоять плуга и тяжёлый двуосечный меч.
Так рассказывали уличане о росичах. Будимир всё это припомнил, когда увидел первые нивы со жнивьём. Росичи уже свезли весь хлеб в стодолы.
Над землёй вставало ясное утро. Солнце щедро рассыпало мириады серебристых капелек, оседавших росой на траве, листьях... Куда ни бросишь взгляд, везде блеск утренней росы... сияние высокого неба... сияние бесконечности, от которой и сам становишься будто выше, чище, светлее...
Будимир напоил Одара. Двух коней загнал в дороге. Теперь этого берёг пуще, нежели себя.
Стоял, высматривал место для переправы. Градки и селения росичей на противоположном — левом берегу... Правый берег сливается с небезопасной Степью, граничащей с днепровской поймой и Великой Улучиной.
Иссушенный ветрами, обожжённый солнцем широкий простор степи начинался от берегов Понтийского моря [116] , которое ещё называлось Русским, а на восходе солнца соединялось с бесконечными раздольями каспийских равнин. Оттуда, из глубин никем не виденных ещё азиатских пространств, Степь всегда исторгала волны кочевников. Будто океан в бурю накатывал свои валы, так и Степь гнала эти орды по равнинам на запад.
Поэтому извечно племена славянской речи боролись с кочевой Степью. Многочисленные её орды с копьями, луками, иногда с мечами в руках не знали никакого иного занятия, кроме войны.
116
Понтийское море — Черное море.
Народы-пахари, земледельцы, жившие в Поднепровье и в припонтийских степях, всегда были теснимы и разоряемы кочевниками. Потому они и отодвинулись с восточного, левого берега Днепра на север — в полосу лесов и лесистых рек, на правый берег.
Как и раньше, всех их соединяли общие обычаи, общие кумиры, единая речь. Но более всего их соединяли общие враги.
Вскоре Будимир увидел на противоположном берегу, на лесистом холме, многоверхий град — высокие земляные валы с забралами и сторожевой башней, крыши нескольких теремов и капищ. Это был Родень.
Будимир тронул коня и стал переплывать речку. Вот он и в земле росичей. Торная дорога, на которую вступил его Одар, привела Будимира к невысокой горе в предградье, которая отделялась от дороги большой балкой. Ему так и сказали: вначале будет гора Теребка и Холодный Лог.
На вершине Теребки возвышался девятиглавый терем. Девять островерхих покатых крыш его сияли в утреннем солнце красно-жёлтыми золотистыми лучами. Издали казалось, что терем этот похож на драгоценный камень, обтёсанный чьей-то чудодейственной рукой. Ему так и сказали: на Теребке увидишь капище росичей.
Между Теребкой с капищем и градом была также балка. Он знал — это, должно быть, Совкин Лог.
Издали рассматривал росский град. Хорошо поставили его росичи — со всех сторон кряжистой горы, на которой он стоит, балки и отвесные обрывы. Единственный подход к городу — вот эта дорога, ведущая прямо к воротам. Над ними возвышается сторожевая башня. Под её островерхой, как в избах, крышей — три оконца. Из них далеко проглядывается поле и берег у Днепра и Роси. Из них удобно также метать копья и стрелы.
Соскочил с коня, чтобы его не утомлять напрасно. На обочине дороги кое-где стояли копны.
Будимир поравнялся со жницей, которая приблизилась к дороге и поставила здесь сноп. Платок повязан до бровей. Одни глаза синели под ним. Жница была молода. Тонкий стан её перетягивал вышитый чёрными узорами пояс, белая сорочка, с красно-чёрными вьющимися стежками на рукавах, была ещё не вылинявшей. Подол сорочки искрился также красно-чёрным узором вышивки.
Увидев близко странника, жница остановилась, вытащила из-под локтя перевясло, закрутила его потуже, а глазами изучающе стала рассматривать незнакомца.
— Да придут в помощь боги, — поклонился ей Будимир. Она только захлопала в ответ белыми выгоревшими ресницами. — До града ещё далече? — Спросил чепуху — град был перед ним. Жница звонко захохотала. — А водицы попросить можно? — Будимиру вдруг захотелось услышать её голос.
Девушка перестала крутить перевясло, подбежала к копне, стоявшей рядом, вытащила из-под неё кувшин и глиняную кружку, плеснула в неё чистую воду.
— Старейшины нынче в граде? — вдруг вспомнил своё дело Будимир. — Я гонец. От уличей.
Лицо жницы будто посветлело под тонким загаром.
— Степь? — прошептала тревожно.
— Степь... Большая Степь... — вздохнул Будимир и двинулся дальше. Незавидна судьба тех, кто приносит плохие вести...
Будимир вскоре переступал порог княжеского дома. Что это был дом князя, сразу можно было догадаться, увидев над косяком двери в сенцах бунчук — конский хвост из чёрного блестящего волоса, сверху прикреплённый к концу древка большой круглой медяной пряжкой.
Князь Люб жил в большом доме. Такая же глиняная крыша, такие же низкие снаружи стены. Дом наполовину сидел в земле. В средине его ступеньки вели вниз. Зато горница была просторная и высокая.
В углу большого помещения, куда зашёл уличанин, стояла огромная печка на подмуровке из валунов. Как и стены, и потолок, печь была выбелена белой глиной, к тому же ещё и размалёвана красноватой и синей глиной — листья, цветы, петухи.
— Не стой на пороге, проходи, — незнакомый голос пригласил Будимира в виталище.
Он ещё не обвыкся хорошенько с полутьмой, наполнявшей горницу. Оконца в стенах пропускали не много света сквозь толстую шкуру бычьего пузыря.
Посреди избы стоял невысокий светловолосый человек в длинной белой рубахе, в узких полотняных штанинах и добрых лаптях.