Гнев Тиамат
Шрифт:
Он лежал в амортизаторе, от которого осталось от силы две трети. Жидкость из резервуара вылилась, и остатки капали теперь вниз и в сторону.
– Я в порядке, – повторил он снова.
– У тебя нет ноги...
– Знаю. Но я в порядке, – сказал он, закрывая глаза. Элви двинулась к консоли, которая выглядела почти нетронутой. Она не знала, почему так трудно идти, пока не глянула вниз, на отсутствующий у неё кусок бедра, размером с мяч для софтбола. И сразу за увиденным к ней пришла боль.
Будь это другой корабль, он погиб бы уже сотню раз, но «Сокол» выстоял. Сотни дыр в обшивке он зарастил так быстро, что сберёг воздух. Реактор выдавал ошибки и отчеты об экстренных корректировках, журнал безостановочно обновлялся, не отследишь. Она вызвала данные сенсорного массива, и экран заполнили звёзды. Не медленная зона. Никаких колец. Система опознала космос Лаконии. Она сфокусировала внимание корабля на вратах, оставшихся позади. Те выглядели безмятежно. Словно не произошло ничего странного. Она почувствовала, как булькает в горле смех, и попыталась сдержать его, опасаясь, что если поддастся, то уже не сможет остановиться.
Она открыла общий канал, моля «Сокол», чтобы его хватило на то, чтобы отправить сигнал. Мгновение система молчала, и её сердце сжалось. Но затем передатчик всё-таки ожил.
– Спасибо, – сказала она кораблю. – О, спасибо тебе, спасибо, спасибо, спасибо.
Она собралась с последними силами, гадая, сколько крови потеряла. И сколько ещё осталось.
– Всем кораблям в пределах досягаемости. Говорит майор Элви Окойе из Научного Управления Лаконии. Требуется немедленная помощь. У нас массовые потери…
Переведено: Kee
Глава 22: Тереза
– Я такой злости в жизни не видела, – сказала Тереза. Она рассказывала историю про маленького Монстра и ее маму. – В смысле, и я, бывает, злюсь, но тут все было вообще по-другому. Эта девочка…
– Серьезно? Ты – одна из самых злобных личностей, каких я только знаю, Кроха, – сказал Тимоти.
Его пищевой рециркулятор, разобранный по винтикам, лежал на одеяле, каждая деталь аккурат на своем месте – не рециркулятор, а сборочный чертеж рециркулятора. В раме оставался только встроенный источник питания. Тимоти перебирал детали, чистил и полировал каждую. Искал следы износа. Тереза сидела на его раскладушке, прислонясь к стене пещеры и вытянув ноги, а Крыска довольно похрапывала рядом. На границе света мурлыкал ремонтный дрон, его луковичные глаза смотрели на то, что Тимоти не дал ему позаботиться об оборудовании, чуть обиженно.
– Я не злой человек, – сказала она. – Не думаю, что злой, – добавила она, помедлив.
Тимоти кинул ей пару защитных очков и жестом показал надеть. Она надела и прикрыла ладонью глаза Крыски, чтобы та не ослепла. Через пару секунд в глазах Терезы, как маленькая зеленая звезда, вспыхнул факел сварочной горелки. Пошел едкий дым с металлическим привкусом, но Терезе он нравился.
– Дело в следующем, – сказал Тимоти, перекрикивая рев горелки. – Есть всего пара типов злости. Злишься, когда боишься, и злишься, когда расстроен. – Горелка с хлопком погасла.
– Можно? – спросила Тереза.
– Да, конечно, можешь снимать.
Она сняла очки и пещера показалась ей светлее, чем до очков. Даже при ярком свете горелки глаза адаптировались к темноте. Тереза почесала Крыску за ухом, а Тимоти продолжал:
– Когда ты… не знаю. Если тебя пугает, что твой старик может оказаться не тем парнем, которого ты всегда знала, то это может тебя разозлить. Или когда боишься, что кто-то ударит в спину. Как этот твой Безмозглый.
– Его зовут Коннор, – сказала Тереза, хотя слова Тимоти заставили ее улыбнуться.
– Да, я о нем, – согласился Тимоти. – Еще тебя может пугать, что из-за него ты выглядишь глупо перед своей командой. И это тебя злит. А вот если тебе насрать, жив твой старик или нет, если ни Безмозглый, ни твоя команда для тебя ничего не значат, то и злиться тебе не с чего. А бывает и по-другому. Вот ты пытаешься заставить что-то работать. Привести в соответствие. Трудишься несколько часов, и как раз в тот момент, когда все выглядит вроде правильно, металл гнется, и ты начинаешь все заново. Тоже злишься, но эта злость без страха. Она другая.
– Взгляни на меня, – сказала Тереза с насмешкой. – Похоже, что я испугана или расстроена?
– Ага.
Насмешка угасла, Тереза обняла колени. Сказанное Тимоти никак не вязалось с тем, кем и чем она себя считала, но его слова зацепили что-то в ней. Так бывает, когда узнаешь человека. Она будто взглянула на себя под углом, с которого не смотрела никогда. Это завораживало.
– А сам ты как с этим справляешься?
– Да хер его знает, Кроха. Со мной такого не бывает.
– Ты не злишься?
– По крайней мере из-за страха – нет. Вообще не помню, когда я последний раз чего-то боялся. Расстройство – вот это мое. Но был у меня друг, и я наблюдал, как она медленно умирает. И с этим я ничего не мог поделать. Меня это расстраивало, и я злился. Искал драки. Но другой мой друг привел меня в чувство.
– Как?
– Она напрочь выбила из меня все дерьмо, – сказал Тимоти. – Это помогло. И с тех пор больше ничего не казалось стоящим того, чтобы так корчиться.
Он покатал на ладони блестящий серебряный конус размером с большой палец и нахмурился.
– Что это? – спросила Тереза.
– Инжектор немного порвался в устье, вот и все, – ответил Тимоти. – Я могу его подправить. И тогда буду больше пить дрожжевые брикеты, чем есть.
– Ты кучу времени потратил на эту штуку.
– Позаботься об инструментах, и они позаботятся о тебе.
Тереза прижалась к стене. Камень холодил спину. По температуре в глубоких пещерах можно оценивать средний климат. Масса и глубина сглаживают дневные и ночные – и даже зимние и летние – колебания. Тереза знала об этом как о факте, но не понимала, пока не оказалась в пещере Тимоти. Здесь всегда было прохладно в жару и тепло в мороз.