Гнев Тиамат
Шрифт:
Чава отставила чашку. Взяла руки Наоми в свои. Прикосновение ее пальцев стало последней соломинкой, и Наоми вцепилась в них, как в спасательную веревку.
– Я всю жизнь старалась не лезть вперед, – призналась Наоми. – Старалась избегать определенных решений. И вот все равно влипла.
Они посидели в молчании. А когда Чава заговорила, голос ее звучал легко. Почти как ни в чем не бывало.
– Когда я проходила практику… давно. Мне труднее всего давалась ручная стыковка. На каждом проверочном рейсе, сколько ни практиковалась, стоило мне взять управление на себя, подчинить
– Это ты меня так утешаешь?
– Нет, – ответила Чава. – Старовата ты, чтобы тебя утешать. Я пытаюсь объяснить, что ты не одна такая. Больше ничем помочь не могу.
В груди у Наоми что-то сдвинулось. Огромное чувство вырвалось на волю. Она готова была услышать собственные рыдания, но обошлось одним вздохом из самой глубины души. Мечты никуда не делись, она никогда от них не отказывалась. Она придумает, как свести свою семью вместе. Они все выберутся из мясорубки истории. Так или иначе, все будет хорошо.
Возможность была. Не так уж давно. Ей стоило только объявиться, принять приглашение Дуарте и отказаться от борьбы. Она не помнила, в какой момент выбрала другую дорогу, но теперь видела ее перед собой. И некого винить, кроме самой себя. Она собрала в горсть мечту просыпаться рядом с Джимом. Пить с ним кофе. Слышать, как перешучиваются Алекс с Амосом и как тихо гудит за их голосами «Росинант». И отпустила мечту.
Крепче сжала руку Чавы – и ее тоже выпустила.
Глава 29. Элви
Элви сидела сзади. Вел машину молодой человек с короткими, туго закрученными кудряшками. Элви был виден в основном его затылок. Здание государственного совета уходило назад, а впереди простирался город. Она еще помнила, как рассматривала его в первый раз, когда ее сопровождали солдаты, любезные, как консьержи роскошного отеля, только при оружии. Удивлялась широким улицам и обилию зелени вокруг. Высокие красивые дома с окнами-соляриями, с садами на крышах вырастали перед ней, словно воскрес и принялся строить небоскребы Фрэнк Ллойд Райт. Здесь все было огромным напоказ. Она помнила, как это ошеломило ее тогда.
А теперь все представлялось на удивление хрупким. В столице проживали миллионы людей, но мало кто из них провел здесь больше десятилетия. Для проезда ее машины перекрыли движение, и Элви видела, как обычные люди – гражданские, горожане и военные статусом ниже нее – вытягивали шеи, соображая, кто она такая и причитаются ли ей их восторги. Здесь не было ни памятников, ни афиш, ни старых кварталов. Ее от всего этого воротило.
– Хотите воды, мэм? – предложил водитель.
– Нет, – отказалась Элви, – спасибо.
Он кивнул, не оборачиваясь. Элви откинулась на бархатистую спинку сиденья и попробовала вытянуть ноги. Все равно ныли.
Лаборатория была внушительной. Теоретически она принадлежала к Лаконскому университету, но порядки в ней царили как в армейском лагере. Часовые у ворот пропустили их без проверки, и машина принялась вилять между кампусами, направляясь к боксам. Элви играла своей тростью. За последним поворотом показался ожидавший ее человек. Она с облегчением перевела дух, увидев, что ее встречает не Паоло Кортасар. Этот вздох кое о чем говорил.
– Доктор Очида, – поздоровалась Элви, выбравшись из машины.
– Доктор Окойе. Рад, что вы вернулись. Наслышан о вашей экспедиции. Должен сказать, меня в такую из славной безопасной лаборатории не заманишь.
– Ну, мы собрали интересные данные, – ответила она, направляясь с ним по дорожке к боксу. Этот темный, лишенный окон куб был защищен от атаки даже в сердце империи, где атака представлялась невероятной. Говорят, что бог не играет в кости, но, если бы играл, они выглядели бы как этот бокс. Огромный, гладкий и непроницаемый.
– Я слышал, вас вызывали в святая святых, – продолжал Очида. – Паоло мало кого допускает к проекту борьбы со старением.
– Я об этом не просила.
– Верховный консул есть верховный консул, – сказал Очида, подводя ее к охране. Элви предъявила свое удостоверение и прошла скан-идентификацию. Процедура состояла в одном прикосновении к запястью, но все равно воспринималась как вторжение.
– Богатые и властные никогда не отличались терпением, – сказала она.
Охрана посторонилась, пропустив их. Дверь открылась с легким хлопком, вместе с ними в проем ворвался ветер. Там, согласно очередному протоколу безопасности, их обдули воздухом, просканировали каждый миллиметр тела, и только потом открылась внутренняя дверь. В боксе было, пожалуй, спокойнее. В таких лабораториях, при полудюжине университетов и научно-исследовательских институтов, Элви работала десятки лет. Правила безопасности висели на стенах – на ярком фоне, на шести языках. Пахло феноловым мылом и очистителями воздуха.
– Ну вот, – улыбнулся Очида. – Я вас провожу.
«Не вздумай успокаиваться, – сказала себе Элви. – Ты не дома. Здесь опасно».
– Очень интересный разговор у меня случился, – заметил Фаиз.
– Могу сказать то же самое о себе, – отозвалась она. – Но мой из секретных, поэтому начинай-ка ты первым.
– Ну, он до жути осторожно выбирает слова. Но, по-моему, наш старый друг Холден только что сообщил мне, что Кортасар замышляет убийство.
Так неуместно прозвучали его слова в этом тихом саду, что Элви рассмеялась. К тому же ошеломление часто отзывается смехом.
– Сомневаюсь, что я сейчас сумела бы ему помешать, – проговорила она и добавила: – Что, так и сказал?
Фаиз пожал плечами.
– Нет, что ты. Он очень старательно и определенно этого не говорил. Мы довольно мило побеседовали о важности преподавания детям идеи негативного пространства как инструмента политического анализа. Потом обсудили всех руководителей научных проектов, кроме Кортасара, при этом он очень многозначительно смотрел мне в глаза. А потом совершил любопытный экскурс в историю Земли, в частности коснулся Ричарда Третьего…