Гниль и руины

Мэйберри Джонатан

Папа и мама.

Мама кричит, бежит к Тому, пихает ему в руки извивающегося Бенни, которому всего восемнадцать месяцев. Кричит и кричит. Гонит его прочь.

А в это время существо, некогда бывшее папой, протискивается в дверь спальни, которую мама пытается заблокировать стулом, лампой и всем остальным, что смогла найти.

Бенни вспомнил, как мама что-то кричала, но все это было так давно, что в памяти ничего не сохранилось. Может, и слов-то не было. Может, она просто кричала.

Бенни ощутил теплую влагу на своем лице,

когда на него упали слезы Тома — в этот момент они выбирались в окно спальни. Они жили в доме в стиле ранчо. Одноэтажном. Окно выходило во двор, пульсирующий красными и синими полицейскими мигалками. Снова крики и вопли. Соседи. Копы. Возможно, солдаты. Когда он пытается восстановить в памяти тот момент, Бенни кажется, это были солдаты. И постоянные выстрелы — вблизи и вдали.

Но из всего этого Бенни запомнил четко последнюю картинку. Пока Том прижимал его к груди, Бенни посмотрел за плечо брата в окно спальни. Мама высунулась из окна и кричала, и в этот момент из темноты комнаты к ней потянулись папины бледные руки и утащили ее.

Это самое последнее воспоминание Бенни. Если какие и были еще, то последняя картинка их стерла. Потому что он был настолько маленьким, что вся ситуация напоминала коллаж из вспышек и шумов, но с годами Бенни научил свой мозг восстанавливать каждый фрагмент, придавать значение и смысл всему, что мог вспомнить. Парень помнил, как колотила по его груди безумная пульсация сердца Тома, и протяжный вопль — его собственный невнятный плач по маме и папе.

Он ненавидел Тома за то, что тот сбежал. За то, что не остался и не помог маме. Ненавидел то, чем в ту Первую ночь много лет назад стал его папа. Точно так же, как и ненавидел то, во что папа превратил маму.

В его мыслях мамы с папой больше не было. Они стали существами, убившими их. Зомами. И он ненавидел их так сильно, что солнце казалось холодным и маленьким.

— Чувак, что у тебя за проблемы с зомами? — спросил его однажды Чонг. — Ты ведешь себя так, словно у тебя с ними личные счеты.

— А что, я должен к ним тепло относиться? — огрызнулся Бенни.

— Нет, — сдался Чонг, — но не помешало бы хоть немного понимания. В смысле… зомов все ненавидят.

— Кроме тебя.

Чонг пожал худощавыми плечами и отвел темные газа.

— Зомов все ненавидят.

По мнению Бенни, когда первым твоим воспоминанием становится убийство родителей, тебе разрешается ненавидеть их так сильно, как хочется. Он попытался объяснить это Чонгу, но не смог втянуть друга в разговор.

Несколько лет назад, узнав, что Том убивает зомов, он не стал гордиться братом. Он считал, если Том действительно обладал качествами охотника на зомов, то осмелился бы спасти маму. Но брат вместо этого сбежал и позволил маме умереть. Стать одной из них.

Том вернулся в гостиную, посмотрел на оставшийся на столе десерт и перевел взгляд на устроившегося на диване Бенни.

— Предложение еще в силе, — сказал он. — Если хочешь заниматься

тем же, чем и я, то я возьму тебя в качестве ученика. Подпишу бумаги, чтобы тебе выдавали полный рацион.

Бенни испепелил его взглядом.

— Пусть меня лучше съедят зомы, чем ты станешь моим начальником, — сказал он.

Том вздохнул, развернулся и пошел наверх. После этого они не разговаривали несколько дней.

2

На выходных Бенни и Чонг обзавелись субботним выпуском «Пульса города», ведь их раздел «Требуется помощь» был самым большим. Всю легкую работу, типа работы в магазине, уже давно расхватали. Парням не хотелось работать на ферме, потому что для этого требовалось вставать каждое утро ни свет ни заря. Кроме того, от уроков тоже следовало отказаться. Им не нравилось учиться, но в школе неплохо — софтбол, бесплатные обеды и девчонки. Идеальным решением стал бы неполный рабочий день с хорошей зарплатой, чтобы распределительный совет перестал дышать им в спину, поэтому следующие несколько недель они подавали заявки на всю казавшуюся им легкой работу.

Бенни и Чонг вырезали кучу объявлений и разложили их стопкой по категориям «возможно заработать», «крутость» и «не знаю, что это, но звучит неплохо». Остальное, не подходящее, они сразу отложили.

Первой в их списке шла работа учеником мастера по замкам.

Звучало неплохо, но работа заключалась в том, чтобы с утра пораньше таскать от дома к дому несколько тяжелых ящиков с инструментами, пока старый немец, еле говорящий на английском, чинит замки на заборах и устанавливает по обе стороны межкомнатных дверей кодовые замки и решетки.

Было весело наблюдать, как старик учил покупателей пользоваться замками. Бенни и Чонг начали делать ставки на то, сколько раз за разговор покупатель скажет «что?», «вы можете повторить?» или «что, простите?»

Но эта работа была важна. По ночам все должны запираться в комнатах и утром выходить, набрав на замке комбинацию. Или с помощью ключа — кто-то еще запирался на ключ. Тогда, если смерть случится во сне, они, превратившись в зомов, не смогут выбраться из комнаты и напасть на остальных членов семьи. После того, как чей-то дедушка сыграл в ящик посреди ночи, а затем принялся пожирать детей и внуков, уничтожались целые поселения.

— Я не понимаю, — признался Бенни Чонгу, когда они на минуту остались наедине. — Зомы не могут набрать на замке комбинацию, как и не могут повернуть ручку. Ключами орудовать тоже не могут. Тогда зачем тратить деньги?

Чонг пожал плечами.

— Папа говорит, что замки — это традиция. Люди понимают, что запертые двери уберегают их от плохого, поэтому устанавливают замки.

— Это глупо. Обычные закрытые двери уже удержат зомов. Зомы безмозглые. Хомяки и то умнее.

Чонг раскинул руки в стороны, как бы говоря: «Эй, таковы люди».