Гном
Шрифт:
— Кать, я же сказал — нечего больше рассказывать! Я написал еще одну книгу, Штурман ее издал, получил, как и раньше, гонорар, продолжал прикладывать ко мне тяжелую руку. Но, поскольку я уже ни о чем не просил — бил, скорее, чтобы я просто знал, что если рискну — будет намного хуже. В тот вечер я, как всегда, в спальне был, с охранником своим — фильм смотрели, его комментарии пятилетнего ребенка меня всегда забавляли… Я выходил за весь вечер только к холодильнику с напитками — ему принес и себе, и потом мы услышали грохот этот. Штурмана нашли со сломанной шеей, полицию вызвали, дальше ты знаешь: они установили, что мраморная плитка последней ступеньки была специально сбита, и арестовали меня. Но по подозрению в убийстве Штурмана, а не в порче его имущества в виде мраморной лестницы.
Они сидели молча: Катя — уже спокойно обдумывая выигранный
— Сережа, теперь, когда, я надеюсь, ты рассказал мне все, я уверена, что ты выйдешь после суда оправданным. Но сейчас мне нужно идти, работать — свидетеля, сторожа твоего, искать, вызывать, с психотерапевтом Штурмана встречаться, и много всего еще делать. Ты же, пожалуйста, напиши мне вашу историю до того, как твои книги приобрели известность — чтобы, если она вдруг выплывет, Штурман не выглядел в ней действительно ангелом-спасителем карликов. Увидимся на следующей неделе, когда я закончу переговоры со всеми необходимыми людьми.
Сергей попрощался с Катей и подумал, что до начала судебного разбирательства он успеет закончить новую книгу и попросит ее разослать по издательствам. Он уже чувствовал, что живет этой необычно счастливой жизнью, доставшейся ему такой дорогой ценой.
15
США, Сан-Диего. 2004 год
Газеты ослепляли фото и оглушали заголовками о начале — через неделю — суда над русским карликом, подозреваемом в убийстве своего благодетеля, и, по совместительству, лауреата Нобелевской премии Дмитрия Штурмана. Катя, сидя на балконе перед стопкой этой — разноцветно-весело сообщающей толпе о неприятностях других — печатной ерунды, думала, что готова к процессу, и мысленно оттачивала, с бокалом виски в приятной прохладе ночи, чисто психологические аспекты его ведения. Еще до выбора присяжных она придумала для этой партии роли — и для себя, и для Сергея — ничто не могло тронуть так сердца публики, частью которой являлись и присяжные, как обвиняемый карлик — истинный талант, лишенный имени, славы, Нобелевской премии и… жизни как таковой, и защищающая его карлица — рожденные в одной стране, встретившиеся когда-то однажды, и теперь — совершенно случайно — и полюбившие друг друга.
Придуманные роли несчастных влюбленных, изначально обиженных судьбой, обделившей их ростом, всей историей жизни Сергея, сведенных вновь при таких страшных обстоятельствах, Катя с Сергеем должны были разыграть на первом же заседании, без слов и комментариев, взглядами друг на друга вкладывая в сознание всех, что единственное счастье для них обоих в этой жизни — освобождение Сергея. При выборе присяжных Катя настаивала на утверждении — в основном — женщин, по возможности счастливых в браке, матерей по крайней мере двоих детей, для которых истинное счастье — счастье семейной жизни, понимающих, насколько и Катя и Сергей обездолены, не имея всего этого. Катя улыбнулась ночи — она знала, что после такого наступления на гортани их душ, все остальное, услышанное в заседаниях от самого Сергея, психотерапевта Штурмана, охранника и прочих, найденных Катей свидетелей, лишь будет усугублять в присяжных и всех шумящих вокруг или просто интересующихся процессом чувство ненависти к Штурману и желание побыстрее увидеть Сергея на свободе в счастливом браке с его защитницей.
Катя вспомнила свой недавний разговор с Джейком, которому она ответила согласием, оговорив, что она не будет носить кольца до окончания процесса, а он не будет пока говорить знакомым об их помолвке. Будущий муж Кейт Невзоровой даже не удивился — согласившись на все условия, он только выразил, смеясь, надежду, что увидит свою будущую жену хотя бы раз до окончания суда.
Мысли Кати вернулись опять к Сергею — из-под кипы газет она вытащила только что отпечатанную книгу — с его именем — это было для нее настоящим подарком: когда он, вручая ей рукопись, попросил разослать по редакциям, Катя поняла, что в эту минуту Сергей вернул себе все, может кроме Нобелевской премии, — изданная книга станет лучшим доказательством, что все предыдущие написал тоже он. Глядя на обложку, она вспомнила, как разозлилась на него, сообщив,
За эти восемь месяцев их работы над его процессом, Катя так и не смогла почувствовать никаких более или менее теплых человеческих чувств к Сергею, несмотря на то, что он не был для нее клиентом, как все — одинаковый недуг, несомненно, связывал их. Она так и не смогла простить ему пренебрежительное отношение к жизни, смиренность и согласие с происходящим, но никогда не говорила ему об этом, не видя в этом совершенно никакого смысла. Во всей их совместности смысл был для обоих: для Сергея — быть оправданным и начать жить, для Кати — победить в таком раздутом процессе. Мысленно еще раз расставив все пешки в зале суда по местам, подвигав остальные фигуры и, решив, что время еще есть — она продолжит завтра, Катя допила виски и, набрав номер Джейка, удивив звонком и себя и его, попросила приехать — просто так, без информации и номеров телефонов.
Сергей, не знавший ни о существовании в жизни Кати Джейка, ни, тем более, о помолвке, принял придуманную ей игру за реальность. И сейчас, после издания книги, написанной в этой тюремной келье, он улыбнулся, вспомнив, как издатели схватились за рукопись и какими тиражами издали ее, понимая, что, когда скандал вокруг него утихнет и станет ясным исход процесса, он перестанет быть — возможно — «писателем, убившим писателя», и глыбы денег, напоминающие обрамление Гранд-каньона, им уже на нем не заработать. Сергей чувствовал себя, как никогда в жизни — мужчиной, способным заботится о своей женщине, с которой совсем скоро сможет быть рядом. Посмотрев на висевший в углу камеры костюм, сшитый для суда на заказ, он с легким сердцем совершенно свободного человека, слыша повизгивание маленьких розовых поросят, стал проваливаться в нормальный сон — без страха за завтрашний день, без страха перед насилием, без страха потерять мечту — он уже обрел свое собственное имя — книгой. И мечта — Катя — тоже была уже в его жизни.
США, Сан-Диего. 2005 год
У здания суда толпились журналисты, фотографы, просто любопытные и только появившиеся поклонники писателя Сергея Матвеева. Все уже знали, что Сергей оправдан и ждали только появления его и победительницы — Кейт Невзоровой, чтобы разодрать их на интервью и фото. Когда дверь распахнулась, толпа не кинулась — по обычаю — сметая жертвы и тыча в лица камерами и микрофонами, — разразившись аплодисментами, люди смотрели на пару лилипутов, выходящую, как гуляющие дети, взявшись за руки.
Сергей, ослепленный уже забытым за годы заточения в доме и камере многоцветием: зеленым — деревьев, голубым — неба, желто-золотым — солнца, и — многоголосым, но уже не пугающим гомоном толпы, держа руку Кати, думал о том, что это минута его настоящего рождения, и что теперь никто не лишит его жизни — как у всех, свободы и счастья. Катя, улыбаясь, думала, что с этой минуты у нее появится множество скандальных клиентов, и уже предвкушала, как будет расставлять новые фигуры на своем шахматном поле. Неудобство ей доставляли только туфли без каблуков, отсутствовавшие до сегодняшнего дня в ее гардеробе и купленные специально для дня заключительной речи в суде.
Уверенная, что Сергей будет оправдан, но привыкшая использовать все страховочные канаты, Катя придумала этот безкаблучный вариант в последнюю минуту, представив, насколько маленькой и беззащитной будет выглядеть, расхаживая во время заключительной речи перед присяжными в замершем тишиной огромном зале, как они будут пытаться, перегибаясь немного вниз, разглядеть ее получше и, жалея и одновременно поражаясь ее силе и стойкости в жизни, будут испытывать те же чувства — только намного сильнее — к ее подзащитному. Как во всех ее играх, она победила и в этой, и ей оставалось только неделю поиграть в счастье со спасенным ею возлюбленным, пока пресса и другие медиа не устанут от них, а после — выйти замуж за Джейка, уже уставшего от этого представления, но терпеливо ожидавшего его окончания, зная, что просто прервать игру означало проиграть, обрезать сверкающую карьеру адвоката Невзоровой. Им предстояло весьма тягостное присутствие Сергея в ее доме в течение этой заключительной недели, но она не могла отвезти его в гостиницу или вынудить купить жилище за один день — папарацци должны были убедиться в их совместности, чтобы — наделав фотографий и статей — наконец отстать и забыть.