Гномики в табачном дыму
Шрифт:
— Почему, Нана, едем, — стал уговаривать Нану режиссер.
— Не могу, батоно Coco! Подвезешь, Гайоз?
— Мы вместе едем, — Гайоз кивнул на толстяка.
— Ух, кутнуть охота! Такой пир закачу! Ух… — Толстяк побагровел от волнения и напряжения. — Скажи, чтобы ехала, уговори! Не пожалею денег, истрачу — с нее весом! Ух… — уверял толстяк режиссера.
— Поедет, поедет, — успокаивал его тот.
— Иди скажи ей.
— Значит, едем, Нанико, — простодушно сказал режиссер, словно вопрос был решен.
— До свиданья! — Нана кивнула мужчинам и вышла из павильона.
Гайоз
— Никуда не дозвонился, с ума сойдешь с этим телефоном!
— Давайте отложим, в другой раз сходим, — устало предложил режиссер.
Гайоз пошел к своей машине.
— Оставь машину тут, сторож присмотрит, и садись в мою. Одни поедем, без женщин! — сказал Амиран.
Гайоз и режиссер согласились. Режиссер сел за руль. И в этот момент показалась Нана. Без грима, в своем платье она выглядела еще красивее, и толстяк снова засуетился, начал умолять ее поехать с ними. Нана даже не слушала его. Тогда он предложил подвезти ее домой.
Нана приняла предложение, а что ей оставалось делать — городской транспорт давно уже «отдыхал».
Улицы были пустынны.
Ехали молча. Режиссер и толстяк всячески старались подчеркнуть, что оскорблены отказом Наны, а у нее не было ни желания, ни сил разговаривать с ними. Когда машина остановилась у ее дома, Нана вздохнула с облегчением и, бросив «спасибо», побежала к подъезду.
Нана занимала однокомнатную квартиру на первом этаже. Отперев дверь, она тут же у входа сунула ноги в комнатные туфли, привычным движением включила свет и вскрикнула от неожиданности — в кресле сидел молодой человек.
— Ой, напугал же меня! — Нана бессильно опустилась на стульчик у двери.
— Где ты была столько времени?! Уже три часа ночи! — накинулся на нее молодой человек, вскакивая с кресла.
Нана хотела объяснить, но он не дал ей открыть рта:
— Знаю, знаю, что скажешь! Пришлось сделать то-то, пойти туда-то, телевидение, киностудия! Все ясно! Конечно, ты исключительно талантлива, всюду тебя приглашают — только тебя, и никого больше! Кроме тебя никого не снимают, никому не предлагают главных ролей, ты превосходишь и молодых и старых, ты нужна везде и всем, но ведь сегодня… Почему ты не пришла на свидание?!
Нана попыталась объяснить, но он продолжал, не слушая ее:
— Держу эти дурацкие красные гвоздики и расхаживаю взад-вперед как идиот! — Он выхватил из вазы гвоздики и швырнул их на пол. — Ну хорошо, не можешь прийти, задерживаешься, так позвони, предупреди, зачем ставишь меня в нелепое положение?! А если вообще не хочешь со мной встречаться и… Почему не пришла на свидание, почему?!
— Постой, послушай меня… — попробовала успокоить его Нана, но молодой человек снова взорвался:
— Проходит пять минут, десять, пятнадцать, я нервничаю, переживаю, будто мало у меня других причин переживать и нервничать! Стою, жду. Мимо идут всякие бездельники,
— Занята была, — очень тихо и как-то бесстрастно ответила Нана.
— Понимаю — занята была. Но чем, где, с кем? Где ты пропадала?!
— С шести до семи у меня часы приема в райисполкоме, а я забыла и не предупредила.
— Прекрасно, верю! А после приема куда соизволила пойти?
— В театр…
Тут молодой человек снова взорвался и резко оборвал Нану:
— Неправда! Сегодня не занята была в спектакле! У тебя был свободный вечер! Не обманывай! Не лги!.. Между прочим, я заходил в театр. Случайно освободился раньше и пришел сюда, чтобы избавить вашу милость от необходимости встречаться со мной на улице, чтобы вы могли отдохнуть лишний часок, а потом отвезти вас на машине в гости. И, не застав вас, помчался в театр. В половине восьмого Отарашвили накладывала грим, спектакль начинался, а тебя там не было!.. Не нужен я тебе, скажи прямо, зачем обманываешь, зачем морочишь голову?!
— Перед самым началом Отарашвили стало плохо, и срочно вызвали меня. Кому я нужна, тот знает, где меня найти… — У Наны навернулись слезы.
— Выходит, я во всем виноват! А я знал, где тебя искать, и пришел сюда, благо ключ под ковриком лежит; и вот сижу и жду, жду… А знаешь, который сейчас час?! Три часа ночи, три часа двадцать четыре минуты! Утро наступило…
— Знаю! — вскричала Нана, да так, что молодой человек оторопело умолк.
— Да, после спектакля меня увезли кутить — мой первый любовник, красавец теледиктор, и какой-то толстяк-театрал! В ресторанчик к Але-деду поехали, там я из рук в руки переходила, шарманку слушала, сама ее крутила, пила, пела. Мы закрыли заведение — никого не впускали, одни гуляли! Напились и поставили машины друг против друга во дворе, включили фары и пустились плясать: я, Але-дед и толстяк между машинами «Книазури» исполняли танец старых кутил, остальные на крыши машин забрались — оттуда глазели и приплясывали…
Молодой человек, сначала слушавший ее серьезно, засмеялся, встал, подобрал с пола цветы и поставил в вазу.
А Нана продолжала кричать, несла чепуху, выплескивая скопившееся раздражение.
— Вот так весело провела время, а потом очутилась в машине — у того, кто первым подхватил меня, я его сюда привезла. Вон там он, под тахтой его спрятала. Ясно?!
— Кстати, тебе известно, на чьей машине ты прибыла домой? Отсюда, из твоего окна, прекрасно все видно. Этот толстяк — грязный тип, деляга-миллионер, любитель красивых дурочек вроде… Увидят тебя в его машине — прощай репутация!