Гномики в табачном дыму
Шрифт:
И Нана очутилась в машине, не успев сообразить и решить, как быть.
В павильоне киностудии, где предстояла съемка, уже нервничали оператор и режиссер фильма; уважаемый Coco то и дело поглядывал на свои большие карманные часы.
Оператор уточнял кадр.
Нана подбежала к крану, где рядом с оператором восседал режиссер.
— Что случилось? Ваши ассистенты чуть не со сцены уволокли меня! Что случилось?
— Представляешь, эти бестолковые девицы в лаборатории испортили
— Какое место?
— Начало твоего диалога с Гайозом в той комнате. — И, обращаясь к ассистенту, спросил: — Всего восемь фраз, если не ошибаюсь?
— Девять, — уточнил тот.
— Иди загримируйся.
— А остальное как получилось?
— Отлично.
Пока Нана гримировалась, в павильон зашел низкорослый толстяк. На ходу здороваясь со всеми, он направился прямо к режиссеру. Осветители, рабочие и ассистенты уступали ему дорогу, приветливо улыбаясь. Чувствовалось, толстяк был здесь своим человеком. Кинорежиссер велел опустить кран, чтобы сойти вниз.
— Как поживаешь, Амиран? Где пропадаешь? — радушно приветствовал он толстяка.
— Дела были кое-какие, — заулыбался тот, с трудом задирая голову на короткой шее.
Режиссера наконец опустили вниз. Толстяк раскинул руки и заключил его в свои объятия. Режиссер расцеловал приятеля и посмотрел на него испытующе:
— Выпил?
— Да, немного, у Але-деда посидел, шарманку послушал, — смущенно признался толстяк.
— Что же заставило тебя покинуть застолье таким трезвым?
— За тобой приехал. Давай махнем туда, хочешь — и других заберем с собой.
— Не поздновато ли? — Режиссер глянул на часы. — Почти двенадцать.
— Ресторан до утра не закроется! Заберем с собой еще кое-кого! — Толстяку очень хотелось покутить.
— Кого «кое-кого»? — шепотом спросил режиссер Амирана. — Я часа через три освобожусь, не раньше.
— Как знаешь… — передернул плечами толстяк. — Один я не поеду. Обожду. Не пить же одному! — Толстяк загоготал.
В павильоне появилась Нана — в узком платье, чуть короче, чем носила сама, с длинным мундштуком в руках. Она шла слегка покачиваясь на слишком высоких каблуках. При виде Наны у толстяка отвисла челюсть.
— Начнем, батоно Coco? — спросил ассистент режиссера.
— Все готовы?
— Внимание! — скомандовал ассистент. — Начинаем! В павильоне стало тихо-тихо.
— А где Гайоз? — заволновался режиссер.
— Я здесь, батоно Coco! — отозвался красивый молодой человек.
— Диалог помните? Не могли забыть, столько раз снимали.
— Без репетиции будем снимать? — спросила Нана,
— Прорепетируем, — ответил режиссер и, повернувшись к толстяку, почтительно попросил: — Прошу вас, посидите пока, батоно Амиран.
Толстяк кое-как примостился на низеньком стульчике под краном.
— Нет, нет, там неудобно, вот кресло.
— Ничего, ничего!
Толстяк все же встал кряхтя и пересел в кресло. Гайоз «вошел» в комнату и поздоровался с Наной за руку.
— Нет, не так! — остановил его режиссер. — Уже забыл? В соседней комнате справляют день рождения, и вы с Наной уже встретились там друг с другом. Потом Нана ушла в эту комнату, а ты последовал за ней… Вспомнил?
— Я помню, просто не виделся с Наной и поздоровался.
— А Гайоз стал еще красивей! — засмеялась Нана.
— Ему положено быть красивым! Внимание, начинаем!
Ассистент режиссера подошел к актерам и прочел им текст, обращаясь поочередно то к одному, то к другому, напоминая, кому что следует говорить: «Почему ты скрылась?» — «Не знаю. Голова разболелась». — «А может, их появление тебя расстроило?» — «Нет, мне безразлично». — «А мне — нет». — «Зря, я ведь ясно сказала…» — «Молчи, Нана, умоляю!» — «Не трогай меня, слышишь!»
Ассистент вернулся на свое место. Нана стала у окна и задымила сигаретой. Открылась дверь, и в комнату тихо вошел Гайоз, подкрался к Нане сзади и… закрыл ей глаза руками.
Н а н а. Знаю, Гайоз, это ты.
Г а й о з (отпуская ее). Почему ты скрылась?
Н а н а. Не знаю. Голова разболелась.
Г а й о з. А может, их появление тебя расстроило?
Н а н а. Нет, мне безразлично.
Г а й о з. А мне — нет.
Н а н а. Зря, я ведь ясно сказала…
Г а й о з (пододвигаясь к Нане). Молчи, Нана, умоляю!
Н а н а. Не трогай меня, слышишь! (Гайоз насильно целует ее.)
— Хорошо, очень хорошо! — воскликнул кинорежиссер. — Нана, ты не забыла, как надо держать руку, когда он целует? Камера надвигается на горящую сигарету.
Нана повторила мизансцену:
— Так?
— Чуть левее руку, — посоветовал оператор и посмотрел в камеру. — Вот теперь хорошо.
— Повторяем еще раз, — распорядился режиссер.
Нана снова заняла место у окна. Эпизод повторили. Когда Гайоз поцеловал Нану, толстяк сглотнул слюну и привстал.
Осветители выключили «юпитеры». Гримеры тут же, «в комнате», обсушили актерам лица, вспотевшие под жаркими лучами прожекторов.
Толстяк знаком подозвал режиссера.
— Что тебе, Амиран?