Гобелен
Шрифт:
Они миновали холл, где стены были обшиты панелями. Здесь собирались стражники, приставленные к Уильяму. Джейн сунула монету в йоменскую ладонь.
– Новость меня буквально окрылила, поэтому, прошу вас, выпейте на эти деньги за здравие нашего милосердного короля.
Йомен удивился. Что касается суммы, ее определила Уинифред: не символическая, но и не настолько крупная, чтобы принять ее за подкуп.
– Вы очень щедры, графиня.
Джейн изобразила смущение. Взгляд ее был прикован к стражнику, приставленному охранять Уильяма. Стражник держал алебарду, древко которой превышало его собственный рост. Лезвие даже
– Караульные были добры к моему супругу, – молвила Джейн, обращаясь к сопровождавшему ее йомену. – Он сам так говорил. Поэтому разрешите выразить вам искреннюю благодарность.
Йомен чуть поклонился и жестом велел стражнику уйти с дороги.
– Нынче мы с ребятами и за вас выпьем, миледи!
Джейн улыбнулась, кивком веля открыть камеру.
– Пейте на здоровье. Ах, неужели я не смогу побыть с мужем наедине? – промурлыкала Джейн как бы для себя самой. Ее изрядно напугал мрачный алебардщик, пусть и отступивший на шаг.
– Таковы правила для приговоренных, миледи, – объяснил старший йомен, смущенно поджав губы.
– Что ж, – начала Джейн, подпуская веселости в голос. – Через час услуги этого молодца не понадобятся, ведь мой муж будет помилован.
Не дожидаясь ответа, Джейн проскользнула мимо обоих мужчин в знакомую комнату. Навстречу ей поднялся от стола изумленный Уильям.
– Ах, дорогая моя Уини! Я как раз писал тебе письмо.
Уильям заключил ее в объятия, а йомен деликатно закрыл дверь. Джейн отошла на задний план, уступила место «хозяйке». Вообще с тех пор, как она приехала в Лондон, дух Уинифред крепнул с каждым днем. Возможно, тому способствовала территориальная близость графа. Джейн чувствовала, что Уинифред возвращается, заявляет о себе. Вполне логично, что Уинифред ищет путь из неведомых краев, куда удалилась – или была удалена – после появления Джейн. Но каковы перспективы для самой Джейн? Она очень надеялась, что возвращение «хозяйки» – это добрый знак. Может, намечается парад планет или два мира наконец приблизились к равновесию? Не взывают ли к Джейн линии лей, не говорят ли о том, что цель ее близка? Не готовятся ли вести ее домой, к выздоровевшему Уиллу?
– Святые небеса, у тебя такой довольный вид! Не иначе, ты принесла добрые вести, милая моя жена! А я… я писал прощальное письмо нашим детям.
Красивое лицо Уильяма озарилось надеждой, глаза вспыхнули при мысли, что Уинифред явилась с вестью о помиловании, пусть даже на определенных условиях – Уильям рад был бы и такому исходу. Он вгляделся в карие глаза жены, и Джейн с тоской проследила, как гаснет свет в его лице, уступая место горечи. Уильям отпустил жену, отвернулся. Вид у него был затравленный.
– Значит, вести худые? – выдавил он, не понимая, почему еще минуту назад так сияла его жена.
– Есть вероятность, что некоторых якобитов помилуют, – начала Джейн, повинуясь воле Уинифред, знавшей, как разговаривать с Уильямом.
– Но только не меня, – оборвал граф.
Джейн перевела дух.
– Ты прав, мой милый. Едва ли король смилуется над тобою.
Впрочем, времени у Джейн не было – ни на выражение нежных чувств, ни на слезливую жалость. Сейчас или никогда. Нужно собраться с силами; нужно дерзнуть.
Уильям сжал кулак, шарахнул по непробиваемой
– На иное я и не рассчитывал, – прохрипел он. Затем откашлялся, как бы стряхнул ярость. – Прости меня, родная. Я обманулся, увидев твое счастливое лицо.
– Я притворялась счастливой.
– Зачем? – искренне изумился граф.
«Как он хорош – именно потому, что уязвим!» – подумала Джейн. Небритое лицо искажено страданием, рубашка наполовину расстегнута, волосы распущены по плечам. Поистине пятый граф Нитсдейл пребывал в расцвете мужской красоты.
– Затем, что у меня есть план, и, чтобы он сработал, притворяться надо уже сейчас. Лишние подозрения нам не нужны.
– В чем притворяться? – помедлив, спросил Уильям.
– В том, что тебя помилуют.
Уильям расширил глаза.
Джейн изложила идею, осенившую ее по дороге к Сент-Джеймсскому дворцу, обросшую подробностями в парламенте, на заседании палаты лордов.
– Значит, им нужен козел отпущения.
– Да, и, подозреваю, не один. В любом случае ты попадаешь в число тех, кого решено примерно наказать. Это моя вина. Это я прогневила короля.
– Нет, Уини. Я много лет был для протестантской короны как бельмо на глазу. Если бы не моя стойкая приверженность католической вере, мы бы с тобой жили в Приграничье, не зная ни забот, ни тревог. – Уильям отвернулся, вздохнул. – Нет, любимая, наше восстание для Лондона – просто хороший повод избавиться от целого ряда надоевших проблем. Не обременяй свои хрупкие плечи чувством вины. Ты сделала больше, чем осмелилась бы преданнейшая из жен. Проявила отвагу, какая и не снилась сильнейшим из мужей. Я уже написал моей сестре, Мэри, поблагодарил ее и Чарльза за доброту. Надеюсь, они будут привечать тебя и дальше. Помнишь, я упоминал отца Скотта?
– Священника?
Граф кивнул.
– Отец Скотт ежедневно навещает меня, благодаря ему мир воцарился в моей душе. Я готов встретить смерть. – Уильям поежился. – Я даже простил своих врагов. Видишь, я вполне смирился, дух мой спокоен. Расскажи Вилли, что отец его взошел на эшафот с чистой совестью, радуясь в сердце скорой встрече с Господом.
Эти слова напугали Уинифред, и Джейн моментально почувствовала ее страх. Она поднялась, но Уильям взял ее за плечи, снова усадил на стул. Принялся нежно целовать, и Джейн отошла на задний план, ведь поцелуи предназначались только Уинифред. Наконец Уильям отнял губы от губ любимой жены, чуть отстранился, заговорил тихо, почти шепотом:
– Родная, ты была и остаешься любовью всей моей жизни. Со дня нашей первой беседы – в саду Сен-Жермен ан-Ле, помнишь? – я молился на тебя, милая Уини. Твой образ я унесу с собой в могилу.
– Уильям, прошу тебя, перестань! – выдохнула Уинифред. Слезы жгли ей глаза, она боялась лишиться чувств. Джейн перехватила инициативу – голос «хозяйки» зазвучал тверже. – Послушай меня. Как по-твоему – ситуация безнадежная? Ты обречен, да?
– Нет нужды говорить об этом вслух, любовь моя, – молвил граф, грустно улыбнувшись. Он вновь привлек жену к себе на грудь, стал целовать ее руки, затем заглянул в лицо. – Не приходи на казнь. Уезжай из Лондона нынче же вечером, а лучше днем. Возвращайся в Шотландию, собери вещи. Вместе с Анной ты должна отплыть во Францию. Там ты поселишься при французском дворе вместе с нашей дочерью и нашим сыном. Я знаю, тебя и детей ждет радушный прием.