Гобелен
Шрифт:
Затем привели ребенка. Двухлетняя девочка, с румяным лицом, раскрасневшимся после купания, в розовом кружевном халатике и маленьких шлепанцах, была очаровательна. Она прижимала к себе куклу вверх ногами; ей хотелось, чтобы все, включая Поля, поцеловали ее на ночь. Ее темные глаза, совсем не похожие на глаза родителей, светились умом и лукавством. Когда позвали няню, чтобы она забрала девочку, Поль понял, что родителям очень хотелось похвастаться перед ним своим ребенком, но в то же время они боялись утомить Поля чрезмерным проявлением
– Регина изучает французский. Гувернантка француженка, – сказала Элизабет. – Мы хотим, чтобы она знала много языков. Она должна вырасти гражданкой Европы.
Йахим улыбнулся:
– Моя Элизабет – мечтательница. Регина – гражданка Германии, и этого вполне достаточно. Однако изучать языки всегда хорошо.
Потом Йахим рассказал пару забавных историй о своей малышке. Поль, в свою очередь, рассказал, как он водил Хенка гулять в Центральный парк и мальчик спросил у лысого господина, что случилось с его волосами.
– Он славный парнишка, умный и сильный, – закончил он и внезапно понял, что говорил о Хенке, словно о своем сыне. Чувствуя себя немного глупо, он объяснил:
– Видите ли, я по-особенному отношусь к нему из-за Фредди.
– Ты говорил, что у тебя с собой фотографии, – напомнил Йахим.
– Любительские. Они не очень хорошие, но дадут вам представление о ваших американских родственниках.
Он вытащил конверт и веером разложил фото на столе:
– Вот, это мои родители. Это Хенни, сестра моей матери, та, что занимается политикой. Она состоит в каждом комитете за мир, который только существует.
– Чудесно! – воскликнула Элизабет. – Я бы хотела познакомиться с ней. Да, у нее серьезное лицо.
Хенни, которая всегда перед камерой чувствовала себя скованно, серьезно смотрела с фотографии.
– А вот мой дядя Альфред, мы зовем его Элфи, стоит на крыльце своего загородного дома. С ним Мэг, его дочка. Снимок сделан несколько лет назад, сейчас она совсем взрослая, в колледже, как вы говорите, в университете.
В памяти промелькнуло что-то неприятное, и какое-то мгновение он пытался определить, что это… О, это Мэг с тем малым Пауэрсом в день возвращения Дэна домой…
– Вот Хенк. Сейчас ему семь. Он с дедом Дэном. Правда, они похожи? А вот Ли. Я снял ее в день открытия ее нового магазина, освещение не очень хорошее, но…
Ли была снята смеющейся, показывающей ровные зубы: воротничок из шелковых лепестков, аккуратная головка…
– О, она прехорошенькая! – воскликнула Элизабет.
– Она очень модная, яркая и общительная, так что всем приятно на нее смотреть. И любить ее, – добавил Поль поспешно. – Ее все любят.
– Как это мило, – сказала Элизабет. – Я начинаю понимать этих людей. Теперь посмотрим самое важное – фото твоей жены.
Поль просмотрел снимки, заглянул в конверт. Фотографии Мариан нигде не было. Он посмотрел на пол: может быть, он уронил ее?
Поль разволновался. Возможно ли, чтобы он не взял
– Ты, должно быть, потерял снимок, – сказала Элизабет. – Я уверена, что ты показывал его повсюду в Лондоне и Берлине.
– Должно быть. Я пришлю вам один, когда вернусь домой. Теперь расскажите все о себе, – поторопился он сменить тему. – Твоя сестра вышла замуж?
– Да. Они живут в Берлине.
Йахим стал рассказывать о выдающейся семье, в которую вошла его сестра: потомки одной из ветвей рода самого Моисея Мендельсона, они были приняты при дворе кайзера, – честь, оказываемая очень немногим евреям.
Вскоре Элизабет встала и извинилась:
– Спокойной ночи. Еще рано, но мне вдруг захотелось спать.
Она поцеловала Йахима в губы; поцелуй продлился чуть дольше, чем требовала формальность.
– Она беременна, – объяснил он после ее ухода. – К концу дня она устает.
– Она очаровательна, Йахим.
– Мы были помолвлены всю войну. Из-за нее я все выдержал и сейчас держусь. – Глаза Йахима повлажнели, и он добавил: – Я не могу представить жизнь без нее.
Поль отвел глаза.
– Тебе повезло, – пробормотал он и, проглотив комок, появившийся в горле, услышал свои слова: – У моей жены была операция. Мы не сможем иметь детей.
Йахим покачал головой.
Что-то в его взгляде и в том, как он целовал свою жену, вызвало у Поля безумное желание исповедаться.
«У меня тоже есть женщина, без которой я не хочу жить. В ночь своей свадьбы я думал о ней, лежа со своей женой».
Он подавил желание. Йахим с любопытством посмотрел на него.
– Ты тоже устал, – сказал он. – Долгая поездка. Иди спать. – Он встал. – Извини, если я слишком разволновался из-за войны и всех этих дел. Прости меня.
Он обнял Поля за плечи:
– Пройдет еще немного времени, пока мы все успокоимся и забудем.
Было приятно, что несколько дней он может отдохнуть. Завершив все дела, которые он наметил сделать в городе, Поль был свободен. Вечерами его вывозили: один вечер в Национальный театр, другой – в Хофбраухаус, огромный мрачный зал с колоннами, в котором пело, бродило и пило множество людей. Храм пива, подумал Поль, ошеломленный зрелищем буйства, которое ему пришлось там наблюдать.
В городах за границей он любил одинокие прогулки: так он изучал незнакомую жизнь, ее ритмы. Первое, что он заметил, сойдя с парохода в Гамбурге, была тишина на торговых улицах, пустые магазины и фабрики. У автомобилей в витринах не было шин: спустя пять лет после войны в Германии все еще не было резины. И так много было калек, так много людей в потрепанной военной форме, не имеющих возможности купить себе новую одежду. И всюду такая тишина!