Гобелены Фьонавара (сборник)
Шрифт:
Больше он им ничего не сказал и сел на место. Ему вдруг пришло в голову, что он только что произнес речь. Еще не так давно сама мысль об этом его бы парализовала. Но не сейчас и не здесь. Слишком многое поставлено на карту.
– Хвала Ткачу и ярким нитям на его Станке! – еще раз нараспев произнес Дира, поднеся обе сморщенные руки к лицу. – Я объявляю сейчас, перед всеми собравшимися, что отныне почетной обязанностью первого племени будет уход за этим курганом и совершение всех поминальных обрядов, чтобы он всегда оставался зеленым, и чтобы…
Дэйв почувствовал, что сыт всем этим по
– А вы не думаете, что, если Кинуин смогла воздвигнуть курган и собрать всех убитых, она сможет поддерживать его зеленым, если захочет?
Тут Дэйв вздрогнул, потому что Торк сильно лягнул его в ногу. Последовало короткое неловкое молчание. Дира бросил на Дэйва неожиданно проницательный взгляд.
– Я не знаю, как поступают в подобных случаях в том мире, откуда ты прибыл, Дэйвор, и не взял бы на себя смелость комментировать ваши обычаи. – Дира помолчал, чтобы слова как следует дошли до слушателей, потом продолжал: – Точно так же вряд ли тебе подобает давать нам советы насчет нашей собственной Богини.
Дэйв почувствовал, что краснеет, резкий ответ так и просился к нему на язык. Но он сдержался усилием воли и был вознагражден, услышав голос Авена:
– Он видел ее, Дира; он дважды разговаривал с Кинуин и получил от нее подарок. Он, а не ты и не я. Он имеет право говорить и даже обязан это делать.
Дира обдумал это, затем кивнул.
– Это правда, – спокойно признался он, к удивлению Дэйва. – Я беру свои последние слова обратно, Дэйвор. Но знай: если я говорю об уходе за курганом, то это знак уважения и признательности. Не затем, чтобы заставить Богиню что-то сделать, а чтобы поблагодарить ее за то, что она уже сделала. Разве в этом есть нечто неподобающее?
После чего Дэйв горько пожалел, что вообще открыл рот.
– Прости меня, вождь, – еле проговорил он. – Конечно, нет. Я испытываю тревогу и нетерпение, и…
– И не без причины! – проворчал Мэбон из Родена, приподнимаясь на своем ложе. – Нам надо принять решение, и будет лучше, если мы приступим к делу побыстрее.
Раздался серебристый смех.
– Я слышал о торопливости людей, – лукаво произнес Ра-Теннель, – но теперь убедился сам. – Его высокий голос к концу фразы стал чуть ниже; все слушали, потрясенные самим его присутствием среди них. – Все люди нетерпеливы. Время так медленно течет для вас, ваши нити на станке Великого Ткача так коротки. Мы, в Данилоте, говорим, что это одновременно и ваше проклятие, и ваше благословение.
– Разве не бывает такого времени, когда необходимы срочные действия? – ровным голосом спросил Мэбон.
– Конечно, – вмешался Дира, так как Ра-Теннель молчал. – Конечно, бывает. Но сейчас необходимо прежде всего подумать о погибших, иначе их жертва не останется в памяти, не будет оплакана, и…
– Нет, – произнес Ивор.
Одно лишь слово, но все присутствующие услышали сдержанные интонации приказа. Авен встал.
– Нет, Дира, – тихо повторил он. Ему не было нужды повышать голос: все смотрели на него. – Мэбон прав, и Дэйвор тоже, и я думаю, что наш друг из Данилота с нами согласится. Ни один человек из тех, кто погиб этой ночью, никто из наших братьев и сестер-альвов, потерявших свою песнь, не останется лежать не оплаканным под курганом
В Иворе нет совсем ничего, что внушало бы восхищение, думал Дэйв. Особенно по сравнению с сияющим Ра-Теннелем, или исполненным достоинства Дирой, или даже неосознанной грацией дикого животного у Левона. В этом помещении находились гораздо более представительные люди, с более властными голосами, с более повелительным взглядом, но в Иворе дан Баноре горел огонь, и в сочетании с силой воли и с любовью к своему народу это перевешивало все, чем обладали другие. Дэйв смотрел на Авена и знал, что пойдет за этим человеком, куда бы тот ни позвал.
Дира склонил голову, словно под двойным грузом этих слов и собственных лет.
– Это так, Авен, – сказал он, и Дэйва неожиданно растрогала бесконечная усталость в его голосе. – Да поможет нам Ткач проложить дорогу к Свету. – Он поднял голову и посмотрел на Ивора. – Отец Равнины, сейчас не то время, чтобы я мог держаться за положенное мне гордое место. Ты позволишь мне уступить его тебе и твоим воинам, а самому сесть?
Ивор сжал губы. Дэйв понял, что он борется с быстро подступившими слезами, которые так часто служили поводом для насмешек его родных.
– Дира, – произнес Авен, – это гордое место всегда будет принадлежать тебе. Ты не можешь уступить его ни мне, ни кому-либо другому. Но ты – вождь первого племени Детей Мира, племени шаманов и учителей, хранителей преданий. Друг мой, как может такой человек проводить Военный Совет?
Кажущийся неуместным солнечный свет лился в открытые окна. Полный боли вопрос Авена повис в воздухе, четкий, как пылинки воздуха в косых солнечных лучах.
– Это правда, – повторил Дира. Он неверной походкой направился к свободному стулу рядом с лежанкой Мэбона.
Растроганный, Дэйв привстал, чтобы предложить ему помощь, но тут увидел, что Ра-Теннель одним плавным, грациозным движением очутился рядом с Дирой и помог престарелому вождю сесть.
Но когда правитель светлых альвов выпрямился, взгляд его устремился в выходящее на запад окно. Мгновение он стоял неподвижно, сосредоточенно прислушиваясь, потом сказал:
– Слушайте. Они приближаются!
Дэйв ошутил быстрый укол страха, но в тоне альва не звучало предостережения, и через несколько секунд он тоже услышал шум у восточного края Келидона: там раздавались приветственные крики.
Ра-Теннель повернулся и слегка улыбнулся Ивору.
– Сомневаюсь, что ратиены из Данилота могли появиться среди вашего народа и не вызвать волнения.
Глаза Ивора ярко сияли.
– Знаю, что не могли, – ответил он. – Левон, приведи сюда всадников, пожалуйста.
Они уже и так направлялись к ним. Через несколько мгновений Левон вернулся, а с ним еще двое альвов – мужчина и женщина. Казалось, сам воздух в комнате стал светлее от их присутствия. Они поклонились своему правителю.