Гоблины в России
Шрифт:
Сам же Сенечка полиции не очень-то боялся, справедливо полагая, что взять с него нечего. Кроме того, с местным отделением его связывало взаимовыгодное партнерство, да и Люсенда на ежемесячном праздновании дня полицейского регулярно изображала заливную русалку, причем, совершенно бесплатно. Так что, бояться ему было, в сущности, нечего. Ну, дадут пару подзатыльников, да и выкинут на улицу. Не впервой. Хотя Люсенда куда-то пропала, да ничего, не впервой, найдется. А вот гоблинам, действительно, было чего опасаться. С точки зрения местной полиции, расследование, предпринятое дознатцами, было совершенно незаконным, особенно, если принять во внимание, что проводилось оно без ведома соответствующих органов и при полном отсутствии каких-либо разрешительных документов.
Старший Дознатец живо представил себе реакцию ушибленного драконьим корнем Великого Орка на непредвиденную задержку и загрустил. Дробила с Ватерпасом мрачно сопели на жесткой, обитой жестью скамейке. У них тоже имелось воображение, и оно как-то само собой включилось. Ох, лучше бы оно этого не делало!
Между тем, бывший пленник, а теперь уже сонарушитель, слегка оклемался и с мстительным удовольствием принялся расписывать прелести пребывания в кутузке, особенно напирая на высокий профессионализм местных полицейских в деле отбивания почек.
– И, главное, никаких следов снаружи. А внутри все прямо-таки в кашу!
– радостно рассказывал он.
– Ох, и мастера! Да еще бы, они каждый день на туристах тренируются. Как тот царь, который булат изобрел. Как же его звали? Ага, Экивока! К нему тоже приводили рабов, он саблю нагреет и пшик! Нету раба. Потом велит принести напильник и давай ту сабелюку пилить. Ежели пилиться, он опять ее в огонь, а сам уже кричит, чтобы следующего раба готовили. Вот и вас тоже по одному - пшик! А потом...- горлум сладострастно зажмурился и проблеял полицейским голосом - Следующий!
– Ну и как, получился у него булат?
– заинтересовался Дробила.
– Или он попусту рабов перевел, а булата так и не получил? И что он стал делать, когда все рабы закончились, а булат все не выходил?
– За жен взялся. У него жен знаешь, сколько было! Когда последнюю зарезал, тут как раз булат и получился.
– Сенечка довольно захихикал. Похоже, отношения налаживались. Вообще, ничто так не сближает разумных существ, как совместное попадание в кутузку, или, хотя бы в полицейский фургон.
– Дурак он, твой Экивока!
– в сердцах воскликнул Ватерпас.
– Неужели непонятно, что сразу надо было за жен браться, булата бы не изобрел, так хоть от баб избавился!
– И вовсе он не дурак!
– не выдержал старший дознатец.
– Может быть, ему только и нужно было от старых жен избавиться, а булат это так, побочный продукт!
– А рабов тогда зачем резать?
– Дробила возмущенно взмахнул волосатой лапой, отчего наручники, которым его приковали к металлическому поручню, жалобно лязгнули, а сам поручень крякнул и оторвался.
– Может быть, он таким образом против рабства боролся, - не сдавался хоббит.
– Искоренил рабство вместе с рабами - это раз! От надоевших жен избавился - это два! Да еще и булат изобрел - три!
Василий победно воздел руку с загнутыми пальцами, словно делая козу, и с удивлением обнаружил, что наручники соскочили с поручня - спасибо гному - и теперь свободно болтались на запястье.
– Два кольца, два кольца, посередине гоблин!
– ни к селу, ни к городу пробормотал Сенечка. И в это время, полицейский фургон, скрипнув тормозами, остановился.
– Приехали!
– констатировал Дробила.
Заскрежетал отпираемый замок, и зарешеченная задняя дверца отворилась. На асфальтированном пятачке, эффектно подсвеченный последними лучами закатного солнца стоял сержант полиции Карданный по прозвищу "Бухенсад" и радушно помахивал здоровенной резиновой дубинкой, приглашая задержанных на выход.
"Мы идем за Урукхаем,
Ночь - хоть выколи глаза,
Слышен эльфов смех нахальный
И хоббитов голоса...
Издевательски грянули в ответ гоблины. И Сенечка солидарно, хотя и не совсем в рифму, взвыл блатным фальцетом:
"Раздевают догола!"
Полицейский Карданный выругался и грохнул здоровенной резиновой дубинкой по крылу полицейского фургона.
Был ли сержант Карданный человеком в полном смысле этого слова или нет, оставалось загадкой даже для его непосредственного начальства. Вообще, может ли человек носить мрачное прозвище "Бухенсад", даже если это прозвище намекает всего-навсего на склонность бухать в первом попавшемся садочке? Во всяком случае, сам сержант себя считал человеком и, как полагается исключительной личности, звучал, если не гордо, то громко. Всех остальных представителей разумных существ сержант, если и причислял к человекам, то с некоторой натяжкой. Поскольку зрение у него было черно-белое, то человеками, в понимании Бухенсада могли считаться существа белые и черные, а вот всякие зеленые и голубые - ну никак!
– А ну, голожаберная сволочь, вылазь!
– скомандовал сержант и плотоядно улыбнулся.
– Это кого ты сволочью назвал?
– угрожающе начал Дробила и полез наружу.
– И не просто сволочью, а, простите, сволочью голожаберной, - подал голос отудобевший Сенечка. Будучи существом слегка образованным, горлум оскорбился не на "сволочь" - это уж, что есть, то есть, а на прилагательное "голожаберная".
– Ага, вы еще и пререкаться вздумали, рожи зеленые!
– радостно заорал сержант и снова взмахнул дубинкой.
– Обижаешь, чувак!
– переходя на старомордорский, вежливо сказал гном.
Видели ли вы когда-нибудь гнома. Предположим, видели. А видели ли вы боевого гнома? Предположим, тоже видели, хотя бы в кино. Но, ручаюсь, оскорбленного боевого гнома Дробилу вам видеть, еще не доводилось, и в этом вам повезло!
– Ну, обижаешь же, чувак!
– Дробила с ленивой грацией вернулся от дубинки.
– А-а, огрызок мохнатый, ты еще увертываться будешь!
– взревел разъяренный полицейский, до сих пор весьма гордившийся своим умением убивать дубинкой москита на лету.