Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
Санкт-Петербург,
12 сентября 2009 года,
суббота, 11:15 мск
Осмотр места происшествия на Приозерском шоссе продолжался до позднего вечера. Обнаружить что-либо интересное, кроме стреляных гильз, представлялось делом утопическим, так как все это время ливень не прекращался, а по ощущениям промокших до самой распоследней прожилочки пассажиров джипа даже и усилился. Следовательно, как некогда пел известный бард, дождь, он всяко «смоет все следы». После того как первичные
На рапорта и перекрестные опросы в общей сложности ушло еще не менее трех часов. И как нетрудно догадаться, это было только начало. В частности, следующим утром усталому, не выспавшемуся Холину, как старшему наряда, пришлось ехать на Литейный, дабы присоединиться здесь к Павлу Андреевичу и Мешку.
Без четверти одиннадцать далеко не святая троица вошла через главный вход в здание Большого дома и в сопровождении дежурного прапорщика проследовала в кабинет подполковника ФСБ Алексея Дмитриевича Игнатковича, в обязанности которого входили надзор и кураторство питерской милиции по линии госбезопасности.
Единственной шикарной вещью в небольшом кабинете Игнатковича являлось окно с открывающимся из него потрясающим видом на Неву, здание Финляндского вокзала и памятник «пустившему газы» Ильичу [47] . Остальная обстановка была предельно минималистична, можно даже сказать аскетична. Из «старорежимных вольностей» здесь наличествовал только портрет Дзержинского в типовой линейке «Путин – Медведев». Железный Феликс был изображен в полный рост и размещен на стене таким образом, что всяк входящий в кабинет первым делом натыкался на суровый, испытующий взгляд чекиста № 1. Так что человеку неподготовленному с непривычки невольно хотелось тут же проверить чистоту своих рук и освежить голову…
47
Утром 1 апреля 2009 года памятник Ленину у Финляндского вокзала был подорван. В результате взрыва пониже спины у Владимира Ильича образовалась внушительных размеров дыра, послужившая поводом к многочисленным скабрезным шуточкам. К слову, злоумышленники не найдены до сих пор.
– …В общей сложности в сторону машины и нападавших я произвел пять выстрелов. Все гильзы найдены, сфотографированы и сданы в регистратуру экспертно-криминалистического отдела.
За последние четырнадцать часов Холин столько раз пересказывал обстоятельства стрельбы на шоссе, что сия пламенная речь практически отскакивала у него от зубов.
– И все пять, я так понимаю, ушли в молоко? – В голосе Игнаткович послышалась насмешка.
– Виноват, – потупился Григорий. – За последние лет эдак шесть-семь службы по людям впервые стрелять довелось. Если честно, грешным делом полагал, что и не придется больше. Опять же, позиция для ответной стрельбы была крайне неудачной.
– А отрываться от охраняемого лица, согласно инструкции, ты не имел права. Ведь так? – услужливо подсказал Мешечко.
– Точно так.
– Опознать нападавших сможете?
– Не уверен, слишком быстро все произошло.
– Армейских, говоришь? – отчего-то среагировав именно на такую деталь, задумался подполковник. – И все-таки, почему, имея существенный перевес в вооружении, они не стали вас добивать?
– Ну извините! – нахохлился Григорий.
– А может, они того… просто попугать хотели? И вовсе не ставили целью ликвидацию Гурцелая? – Павел Андреевич держался за эту версию как за единственную спасительную соломинку.
– Попугать, говорите? – прищурился Игнаткович. – Хорошо, Григорий Степанович, вы можете быть свободны.
– Гришка, ты нас не дожидайся, – вдогонку напутствовал подчиненного Мешок. – Поезжай домой, отсыпайся. Теперь уже в понедельник судить-рядить станем.
Холин молча кивнул и покинул кабинет.
– Просто не хотел при нем говорить, – пояснил причину демонстративного отсыла Алексей Дмитриевич. – Кстати, напомните при случае своим сотрудникам, что против автоматического оружия использовать пистолет крайне неразумно. В подобной ситуации табельная пукалка годится лишь для того, чтобы пустить пулю в лоб, дабы избегнуть позорного разоружения с последующим пленением… Так вот, возвращаясь к вопросу за «попугать»: рядом с местом происшествия уже после того, как там закончила работу оперативно-следственная бригада ГУВД, наши люди обнаружили закладку. Вернее, две. Вот такие, понимаешь, попугаи.
– Мать моя женщина! – ахнул Мешечко. – Где?!
– За поворотом шоссе. В пятидесяти метрах по правой обочине первый заряд, а еще через двадцать пять – второй. Суммарная мощность около двух килограмм в тротиловом эквиваленте. И поскольку джип у Гурцелая не целиково-бронированный, шансов уцелеть практически не было. Ни у кого из пассажиров.
Впитав в себя такое сообщение, Павел Андреевич резко изменился в лице и покрылся испариной. Забыв о приличиях, он без спроса подхватил со стола Игнатковича бутылку с минералкой. Жадно отпил.
– Ах ты, черт!.. Прости господи!.. Извини, Алексей Дмитриевич! Просто тут не захочешь – уверуешь!
– Закладки были установлены очень грамотно. Для своевременного дистанционного включения цепи покушавшимся даже не нужно было находиться точно на линии визирования цели по отношению к зарядам. А при диверсиях на дорогах самый сложный момент – это подорвать СВУ так, чтобы основные поражающие факторы пришлись на проезжающую машину. А в данном случае первый взрыв должен был стать отсекающим – после него взрывной волной джип неминуемо выбросило бы к месту второго взрыва. В общем, в этой истории за версту угадывается накачанная рука спецназёра.
– Я такое только в кино видал! – потрясенно выдавил из себя Мешок.
– А я в Чечне и в Дагестане, – как бы между прочим заметил Игнаткович. – Вот если бы… – подполковник ФСБ секундно потерял бдительность и позволил себе мечтательно расслабиться, – если бы Володя Квачков этих парней с собой на дело взял, думаю, толку было бы больше.
– Так ты полагаешь, что Квачков все-таки причастен к истории с покушением на Чубайса?
Павел Андреевич и Игнаткович были «не первый год замужем», а потому полковник Жмых порою позволял себе тыкать «старшему брату».