Год 1918, Чаша гнева
Шрифт:
– А вот эта мысль, товарищ Ленин, воистину стоит дорогого, – сказал я, – но об этом потом. Сейчас требуется провести переговоры с господами фон Кюльманом и фон Черниным. Однако должен сказать, что в настоящий момент ваш кабинет для этого подходит плохо. Сейчас сюда нужно вызывать людей, которые опишут изъятые у господина Свердлова ценности для передачи их в казну партии. Думаю, что этим должен заняться товарищ Коба, в будущем известный как знатный бессребреник, а вас я приглашаю в свой кабинет в Тридесятом царстве, где для ведения переговоров имеются все необходимые условия. Должен сказать, что проход между мирами все это время будет оставаться открытым,
– А почему бы и нет, товарищ Серегин! – снова потер руки вождь мирового пролетариата. – Посмотрим, как вы там у себя живете, и вообще… А, вы товарищ Коба, и в самом деле, когда закончите, присоединяйтесь к нам. Дело, кажется, намечается архиинтересное и архизанимательное…
Семьсот восемьдесят третий день в мире Содома. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Когда мы с Ильичом шагнули в мой кабинет, а следом Бригитта Бергман ввела туда едва переставляющего ноги Якова Свердлова, господа министры иностранных дел Германии и Австро-Венгрии о чем-то тихо переговаривались между собой. Увидев наши персоны, Рихард фон Кюльман отвлекся от этого увлекательного занятия и с некоторым неудовольствием сказал:
– И долго же вы занимались своими делами, господин Серегин!
– Зато безвозвратно устранено одно из самых крупных препятствий для заключения справедливого и взаимоприемлемого мира, – парировал я, – и теперь вы с господином Ульяновым-Лениным можете сесть и составить так необходимый нам проект соглашения.
– И кто этот документ будет подписывать с советской стороны? – спросил Оттокар фон Чернин. – Вы или господин Ульянов?
– Я лишь посредник и гарант исполнения этого соглашения, – ответил я. – Поэтому проект документа подпишут товарищ Ленин и Рихард фон Кюльман, а кайзер Вильгельм его контрассигнует, когда я сподвигну его на это дело. Вам же, как представителю Австро-Венгрии, останется только присоединиться к готовому соглашению через отдельный протокол, как и следует из наших предварительных договоренностей. А сейчас, господа, прошу к столу.
Еще раз изложив свое кредо и выложив на стол карту с самым точным начертанием западной границы Советской России, я оставил высокие договаривающиеся стороны наедине со стопками писчей бумаги и одноразовыми шариковыми ручками (в свое время притаренными нами с югоросского контейнеровоза) и отошел в сторону; дальше товарищ Ленин должен был справиться сам, председатель Совнаркома он или нет. Кстати, эти ручки сами по себе вызвали величайшее удивление.
– Что это, товарищ Серегин? – спросил Ильич, вертя в пальцах пишущую пластиковую палочку.
– Это ручка, не нуждающаяся в чернилах и чернильнице, – сказал я. – Просто берете и пишите без всяких дополнительных манипуляций, и уже через несколько секунд написанное перестает размазываться пальцем. В вашем мире до такого еще примерно лет пятьдесят-шестьдесят, но время летит быстро. Не успеете моргнуть глазом, и будущее уже наступило. Есть и более продвинутые методы составления документов, но вам троим они совсем непривычны. Так что не отвлекайтесь от дела, берите ручки и пишите, не обращая внимания на новизну. К хорошему привыкают быстро.
Примерно через час, когда работа у Ильича была в разгаре, через портал в мой кабинет зашел Коба. Увидев, что его старший товарищ и учитель занят делом, будущий Отец Народов остановился в нерешительности, вроде как оставшись не удел.
– Товарищ Серегин, – наконец спросил он у меня, – у вас тут можно курить?
– Здесь нет, – ответил я, – но мы можем пройти на балкон, и там вы сможете подымить в свое удовольствие. Я, видите ли, тут тоже сейчас не нужен. Поставив перед переговорщиками граничные условия, я сунул руки в карманы и отошел в сторону. Со всем прочим, пока в должность не вступит новый нарком иностранных дел товарищ Чичерин, со всеми такими делами товарищ Ленин должен справляться сам.
– А я и не знал, что вы можете назначать нам наркомов, – недовольно проворчал Коба.
– В прошлом моего мира, – сухо сказал я, – когда месье Троцкий изгадил мирный процесс с Германской империей, получив условия хуже худших, на посту наркома иностранных дел его сменил как раз товарищ Чичерин. Думаю, что и на этот раз товарищ Ленин примет такое решение, тем более что ни о какой изоляции Советской России с западного направления речи идти не будет.
– Тогда понятно, – сказал Коба, доставая из кармана… нет, не трубку, а смятую пачку папирос.
Некоторое время он курил, внимательно осматривая окрестности, потом сказал:
– Красиво у вас тут, и пахнет как в храме, только не узнаю этого места. Это, наверное, Индия?
Ну вот, Сосо тоже поначалу принял Тридесятое царство за Индию. Впрочем, ошибиться тут легко.
– Нет, товарищ Коба, – покачал я головой, – это не Индия, а другой мир. Совсем другой, не похожий на обычные миры Основной Последовательности, соответствующие тому или ному периоду человеческой истории. Долина, которую вы видите, называется Тридесятым царством, а за ее пределами лежит субконтинент, который мы называем Проклятым миром Содома. Именно сюда всемогущий Господь сослал закосневших в своем грехе обитателей Содома и Гоморры в надежде на то, что тут, в изоляции от общества, они исправятся…
– Но ведь в Библии сказано, что Содом и Гоморра были уничтожены огнем с неба, – задумчиво произнес будущий Отец Народов. – Или вам известно больше, чем иным прочим?
Я пожал плечами и ответил:
– Там у нас, в будущем, когда начали производить археологические раскопки на месте расположения двух этих городов, не обнаружили никаких развалин. Земля была будто срезана на три метра вглубь. А потом, когда моя команда пошла по мирам, то потеряшки нашлись здесь. При этом они не только не изжили свои грехи, но еще их и усугубили. Вот вам первый урок: чтобы исправить человека, недостаточно поместить его в очень трудные условия, необходимо его каждодневное воспитание опытными и чистосердечными наставниками, чтобы по его завершению бывший грешник имел возможность возвращения в круг обычных людей. Впрочем, по большей части это опыт совсем другого мира, куда ушли как раз не грешники, а праведники, ставшие такими воспитателями для первобытного местного населения.
– И все же я чувствую, что вы мне что-то недоговариваете, – сказал Коба. – Связано у вас с этим местом что-то такое… особенное.
– Местные колдуны-содомиты для своих нужд вывели особую породу людей… – сказал я. – Да, Коба, именно колдуны. Этот мир оказался насквозь пропитан магией, а, значит, быстро появились и колдуны. Злой человек обращает во зло все, что дается ему в руки, и содомиты не стали исключением. Так вот, они вывели особую породу людей, состоящую исключительно из женщин, чтобы те воевали за них, работали на них, обслуживали их и даже служили бы им едой, находясь при этом под заклинанием Принуждения.