Год беспощадного солнца
Шрифт:
Так-так… Еще какие-то монстры, непонятные – плывут в мареве, а теней на землю не отбрасывают. Понятно: привидения. Тонкая субстанция их тел, видно, загустела на жаре, поэтому неопытный наблюдатель легко может принять их за людей. Правда, не совсем обычной расы.
Совсем рядом, чуть не столкнув Мышкина с высокого парапета, проскользнула тройка злобных элементалей. За ними воробьиными прыжками проскакали четверо инопланетян. Надо же – под типичных петербуржцев, замаскировались. В рваных шортах, голые по пояс. Те, кто у них девок изображает, титьками – направо-налево, направо-налево! Густые татуировки на спинах,
Внезапно Дмитрий Евграфович напрягся.
Далеко, у станции метро «Площадь восстания», мелькнул силуэт. Отсюда плохо различимый, но Мышкин определил безошибочно: в толпе монстров появился человек. Мало того – женщина.
Она приближалась медленно, плавно, и скоро он увидел ее совсем отчетливо. При каждом шаге развевались длинные легкие волосы редкого серебристо-матового цвета.
Теперь он хорошо видел и ее легкое платьице, ситцевое, в серых закрученных узорах, похожих на морских коньков. Точно такие закрученные коньки были на древнем платье у бабушки Мышкина и на наволочках. И у женщины, которая все ближе, ситец тоже не китайский, а явно русский, ивановский, легкий и тонкий, сквозь него просвечивает убийственными выпуклостями и плавными линиями натуральная женская фигура. Фидий или Пракситель, а может, и сам Лисипп не прошли бы мимо такой натуры – божественной, по представлениям древних греков. И грудь… нет, это не грудь. Две ядерные боеголовки с идеальными обводами. Защиты против таких нет и никогда, сколько существовать человечеству, не будет.
Женщина стояла совсем рядом. Медленно сняла темные очки. Он так же, медленно, увидел большие темно-синие глаза с лиловыми крапинками на радужке.
Мышкин молчал и не шевелился, но диагноз своему состоянию машинально поставил: одномоментное погружение в транс. Женщине за несколько секунд удалось то, чего не смогли с ним сделать за всю жизнь даже самые сильные гипнотизеры. От рождения Мышкин совершенно не поддавался гипнозу.
Женщина слегка прикоснулась кончиками пальцев к его груди.
– Спишь? – спросила она.
От глубокого звука ее голоса Мышкин вздрогнул, и его на секунду охватил знакомый ужас смерти, какой возникает перед приступом стенокардии. «Крепка, как смерть…», – вспомнил он.
– Эй-эй, – негромко позвала женщина и побарабанила по его груди кончиками пальцев. – Спишь? Я уже здесь.
Он перевел дух и с трудом произнес:
– Да… И хочу не просыпаться. Нельзя. Потому что смотреть на таких женщин безнаказанно можно только во сне. Наяву их красота убивает. Наповал.
– Замечательно лживый комплимент! Сказал бы честно, что считаешь меня Медузой Горгоной. Конечно: ты превратился в камень, – засмеялась Марина.
– Крепка, как… – он запнулся.
Она ждала.
– Ты о чем? – спросила, не дождавшись.
– Лучше скажу тебе на ухо.
И прошептал, чуть касаясь ее прозрачного мраморного уха губами:
– Крепка как смерть… Так в древности говорили о любви. Приходит в жизни один раз и остается навсегда. Но если уходит, то, уходя, убивает.
Она прижала палец к его губам покачала головой.
– Не пугай меня, – тихо попросила она. – Я кошка битая и
– Ничего подобного! – с вызовом заявил Мышкин. – Не ворона ты, а ведьма! Как я сразу не догадался, болван?
– Но все-таки догадался. Хоть и болван… – она кивнула и словно отодвинула его в сторону. – Это и есть твой сюрприз? – она указала на афишу.
На афише был прославленный советский певец Лев Лещенко. Руки он держал фертом, на них с двух сторон повисли две брюнетки – одна жгучая, другая попрохладней, но обе явно заграничные.
– «Lev Leshchenko and New Baccara», – медленно прочла она. – А почему «new»?
– Репертуар другой, новый, – неуверенно предположил Мышкин. – Только почему-то они на себя здесь не очень похожи. Так постарели? Или самозванки? Прилетели дурить бедных совков, обожающих настоящих «Баккара». Это я про себя, – поспешно уточнил Мышкин.
– Что означает «Баккара»? Карточная игра? Коммерческая, на деньги? – задумчиво спросила Марина.
– Только на деньги! – подтвердил Мышкин. – Но так называются и разные женские украшения из хрусталя, вроде бижутерии. Производятся во Франции, в городе Баккара. Вроде нашего Гуся Хрустального. Сомневаюсь, правда, что испанские красотки назвали так свой дуэт из любви картам.
– Да – женщины все-таки… Но есть еще и такой сорт роз. Растет только в Испании.
– Так вот почему у них на постерах всегда алые розы!
– Эта рыжая, крашеная – точно Мария Мендиола. Ее можно узнать.
– Можно, – согласился Мышкин. – Хотя и с трудом.
– Видел бы ты ее после того, как они – Мария и Майте – рассорились! Мария начала жизнь заново. Она должна была теперь все делать за двоих. И петь, и танцевать. Даже пластику себе сделала от огорчения. Муж после операции не узнал ее. Страшно перепугался, когда увидел в спальне незнакомую женщину.
– Ты и это знаешь? – удивился Мышкин.
– Так ведь и это – женские интересы. Мне они еще с детства очень нравились. У нас дома видеомагнитофон появился раньше, чем у многих других. Папа привез из Испании видеозаписи их концертов – большая редкость тогда. До сих пор помню тот свой первый восторг.
– А вторая куда девалась? Как бишь ее?.. Ма… Ма…
– Майте Матеос.
– Ведь это не она на картинке?
– Не она. Майте – настоящая испанская красавица. И сейчас стройная, легкая, вес – как и двадцать лет назад. Но и она лицо подтягивает. Тут, знаешь, стоит только начать… И уже не остановиться. Потому что скоро старость снова возвращается, лицо неумолимо становится, как до пластики, а то и в десять раз хуже.
– Да, – согласился Мышкин. – Вспомню Пугачеву или покойную Гурченко с их новыми лицами – волосы на голове дыбом! Когда их увидел, решил, что обе сбежали из нашего морга. По мне, если у женщины есть шарм и душа, ей никакой возраст не страшен. Но после пластической операции – это не женщина, а подделка, обман, фальсификация. Как почти все теперь вокруг. И что там дальше с Майте Матеос?
– Вообще говоря, Майте порядочная и скромная женщина. В нашем шоу-бизнесе она не проработала бы и дня. У нее не так, как у Марии: после ссоры все сложилось очень плохо. Я имею в виду на сцене. Все кончилось. Пыталась Майте петь с другой напарницей, но скоро бросила сцену совсем. Без Марии она ничего не смогла. Теперь живет в Германии, преподает в балетной школе.