Год бродячей собаки

Дежнев Николай Борисович

— Я не знаю, откуда вы получили текст, я его не писал! — он бросил трубку, вытащил из кармана сигареты.

Постанывающий при каждом движении Шепетуха взобрался тем временем на диван, откуда, как из ложи, наблюдал за разошедшимся Дороховым. Тот нервно курил, расхаживая между столом и входной дверью.

— Что же ты, мразь ушастая, делаешь! — Андрей говорил зло, отрывисто, то и дело поднося к губам сигарету и коротко, нервно затягиваясь. — Какого дьявола ты полез не в свое дело!

— За «мразь

ушастую» ответишь! — огрызнулся со своего места Семен Аркадьевич, но, встретившись с Дороховым взглядом, резко сбавил обороты. — Ну что ты, Андрюша, ну зачем ты так! Я хотел как лучше. Чего тебе стоит на денек-другой удвоить курс доллара, а потом вернуть все, как было. Ты же можешь, я знаю!..

— Заткнись, Семен, не сдержусь — убью! Это надо же было выдумать — удвоить… — повторил Андрей. — И обобрать людей до нитки! Ты это-то хотя бы понимаешь? Да одна твоя статья нанесла такой вред, что его ничем уже не исправишь. Теперь подскочат все цены, и я не гарантирую, что смогу их удержать. Ты, Семен, опустил весь народ!

— Ну, ты тоже говори, да не заговаривайся! Народ!.. — передразнил Шепетуха с кривой ухмылочкой. — Где ты его видел, народ-то? Шобла, толпа!.. Да и первый я, что ли, кто выдумал этот финт с рублем? «Черный вторник» не помнишь? Неужели тебе непонятно, что теперь каждый за себя? Государство, говорил Людовик, — номер его порядковый не припомню, — государство — это я!

Дорохов переждал всплеск спонтанной активности Шепетухи, вернулся в свое рабочее кресло.

— Все, Сема, уходи с глаз долой, мне надо сосредоточиться. Я не хочу иметь с гобой ничего общего.

— Не все так просто, Андрюша! — хмыкнул Семен Аркадьевич, но Дорохов оборвал его:

— Андрей Сергеевич!

— Это как вам будет угодно, — глумливо улыбнулся Шепетуха. — Только за статейку, что на вашем столе, хорошо заплачено, и будет очень трудно доказать, что вы не получили свою долю.

— А я и не собираюсь никому ничего доказывать. — Дорохов поднялся из кресла, указал рукой на дверь. — Пшел вон!

Семен Аркадьевич пожал тощими плечами, поморщился, видимо, от боли:

— Я-то пойду, но завтра, когда кое-кто увидит в газете опроверженьеце и узнает, что курс рубля и не собирается падать… Так вот, завтра эти ребята, мягко говоря, станут требовать сегрегации…

— Сатисфакции, — автоматически поправил Дорохов, но Шепетуха лишь скривился.

— Как хочешь назови, а живыми нам с тобой не уйти. Они поставили на карту все, что имели, и вряд ли будут расположены шутить.

— Обойдется, — махнул рукой Дорохов.

Семен Аркадьевич не согласился:

— У нас в России все обходится, кроме тех случаев, когда в деле завязаны большие деньги. Очень большие, уважаемый Андрей Сергеевич!

Однако Дорохов не слишком испугался. Подключив наработанные

связи, он уже к вечеру воскресенья представлял, с кем именно ему предстоит встретиться, и догадывался, о чем может пойти речь. В сложной расстановке сил современного общества похожие ситуации с предварительной рекогносцировкой случаются достаточно часто, что и естественно, поскольку исход их зависит вовсе не от закона, как могло бы показаться человеку неискушенному и наивному, а от силы сильного и количества денег.

Страна, в которой все научились друг с другом договариваться, как бы разом просела в вязкое болото грязных и потому скользких отношений, проникших во все мало-мальски значимые области жизни. Люди очень быстро поделились на принявших новые правила игры и — автоматически — смирившихся с тем, что у них самих есть определенная цена и ими можно помыкать, и на чистоплюев, отвергающих это российское подобие деловой жизни, как целое, и тем самым обрекших себя на нищенское существование. В этой новой системе координат, будь ты хоть десять раз волшебник, поневоле понимаешь ограниченность своих возможностей.

Маша посмотрела на сидевшего в кресле мрачного Дорохова. Андрей выглядел усталым, спал мало и плохо и теперь курил, то и дело прикладываясь к стакану с виски.

— Я бы все бросил, — сказал он вдруг, — но тогда непонятно, как и чем жить. Сознание, что ты сошел с дистанции, убивает. Нет, надо идти до конца и победить…

Он поднялся на ноги, плеснул себе в стакан новую порцию спиртного. Маша смотрела на него с плохо скрываемым страхом.

— Идти до конца? Победить? О чем ты, Андрюша? Ты ведь наверняка знал, что именно так все и обернется.

Дорохов подошел к Марии Александровне, опустился перед ней на колени.

— Не знаю, Машка, ничего не знаю. Понимаю только, что так вот взять и остановиться не могу. Есть масса задумок, да и фонд еще в самом начале, нельзя бросать.

Маша прижала его голову к себе, поцеловала.

— Хочешь показать всей этой мрази, какой ты есть?.. Стоит ли? Тебя увлекла игра, та роль, которую ты играешь в судьбе других людей. Смотри, не оказалась бы пьеса из репертуара театра абсурда…

Утро понедельника началось как нельзя более спокойно. На работу Дорохов пошел пешком, неторопливо прогулялся по засыпанным пушистым снегом бульварам. Небо над крышами было в розовой дымке, как это часто случается в морозные дни января. Такая же тишина стояла и в здании ассоциации: многие из ее сотрудников все еще находились в новогодних отпусках. Шепетуха не показывался, и до обеда Андрей занимался тем, что расчищал завалы скопившихся в столе и на полках документов. Чем бы ни занималась бюрократическая организация, деловые бумаги имеют свойство размножаться.