Год дурака
Шрифт:
— Да я сама сейчас лопну. Больше не могу!
— А пироги как же? — забеспокоилась бабушка. — Мне что их, выбрасывать теперь?
— Вот уж конечно, не может она, — продолжала мама. — Всегда лопала и лопала. В детстве вот такая ходила пухлая.
Эту войну мне никогда не удавалось выиграть. Если я сопротивлялась сильнее, они тоже увеличивали нажим. Кроме того, их было двое. Когда мне было двадцать четыре, и я съезжала с этой квартиры, я весила восемьдесят пять килограмм. И все, о чем я могла думать, так только: «Катиться! Катиться прочь отсюда!»
Взяв пирог с картошкой, я принялась жевать его как возможно медленнее. Торжествующая бабушка выставила на стол блины. Я почувствовала острую ненависть к еде и украдкой расстегнула верхнюю пуговицу на брюках.
Мама вернулась к своему восторженному монологу. Жуя и сонно моргая, я почти ее не слушала, зная, к чему она придет в итоге.
— Ты должна найти себе мужчину. Если уж не красивого, то хотя бы достойного мужчину.
— Где их найдешь, достойных, — буркнула я, давясь пирогом с малиновым вареньем.
— Конечно, от тебя все попрячутся, если не будешь следить за собой. Ты не смотри, что я сейчас набрала. Когда твой папа меня увидел, я была как тростиночка тоненькая. Впрочем, мне и было-то двадцать лет.
А мне вот тридцать, мама. Так чего париться, поезд уехал!
Мама протерла глаза, в этой раз действительно слегка увлажнившиеся.
— Достаточно воспоминаний. Они все еще будят тоску.
Я посмотрела на свои наручные часы. Половина девятого. Действительно, достаточно.
— Печеньица? — спросила бабушка. — Свеженькое, со сгущенным молоком, такая вкуснятина.
— Думаю, мне пора. Дома есть кое-какие дела.
— Придумала ты с этой квартирой. Деньги за нее платишь.
— Да, но хозяйка берет с меня немного, а здесь только две маленькие комнаты.
— Ты могла бы спать в комнате с бабушкой.
«И каждую ночь она будет стоять надо мной с куском колбасы, чтобы впихнуть его мне в глотку, едва я приоткрою рот во сне», — со злостью подумала я.
— Да, но мне бы не хотелось мешать бабушке…
— Ей это только в радость. Ты же знаешь, как она тебя любит.
— Да, но отсюда мне неудобно добираться до работы… Ты же знаешь эти трамваи. Чуть где авария на путях, и движение встало на полдня.
— Нужна тебе эта работа, никаких перспектив.
— Да, но как раз сейчас у нас реорганизация, посмотрю, что будет. Все, бабуля, мамуля, мне совсем пора, — с трудом подняв свое перекормленное тело, я бочком протиснулась мимо бабушки в коридор.
— Есть один мужчина… может, я могла бы тебя с ним познакомить, — сказала мама как бы между прочим, когда я уже стояла у открытой двери.
— Что за мужчина?
— Знаешь Раису Константиновну? Вот ее сын. Зовут тоже Константином. 42 года, своя торговая фирма. Высокий, брюнет, красавец.
— Хм. А не староват для меня?
— Да ты сама не молодуха. Хотя… ты права, он не для тебя. Девушку ищет представительную, ухоженную, а ты у меня простушка, не умеешь себя вести в приличных местах.
— Неправда, — возмутилась я. — Я хочу с ним познакомиться.
— Ладно, я дам ему твой телефон, — мама слегка скривила губы: «Если ты хочешь…» — Он тебе позвонит.
— Только не забудь.
— Не забуду.
— Может, возьмешь вареньица пару баночек? — с надеждой спросила бабушка.
— В следующий раз, — клятвенно пообещала я и, пыхтя, заспешила вниз по лестнице. Все, повинность выполнена, можно расслабиться до следующего понедельника. Я бы запрыгала от радости, но пироги и прочее нещадно тянули меня вниз.
Вечером мне позвонил тот самый Константин. Разговор получился по-деловому кратким, впрочем, голос собеседника мне понравился — низкий, глубокий, уверенный. Мы договорились на воскресенье, в восемь — поздновато для меня, но Константину так было удобно.
С утра я чувствовала боль в желудке, после вчерашних злоупотреблений, и была только рада выпить безвкусный «Супершейп». Едва добравшись до работы, я сразу бросилась изображать из себя Новую женщину: уверенную в себе, сосредоточенную, не позволяющую себе лениться, трусить и отступать от поставленных целей.
Ирину я увидела всего однажды, причем она шла по коридору с Роландом, иногда касаясь его руки и слушая его с преувеличенным вниманием. Какая же она красивая, стройная, высокая… Я расстроилась, но потом напомнила себе, что в новой жизни нет места для уныния, и поплелась в кухню забодяжить стаканчик «Супершейпа». Диана поехидничала надо мной, но легкость в моем теле указывала, что я на верном пути. К счастью, кухня была тем местом, где Ирина точно не появится — она обедала в кафе, на первом этаже.
Вечером, слоняясь по квартире с бурчащим животом и болящим после многочисленных телефонных разговоров ухом, я не знала, куда себя деть. Без сомнений, истязая себя таким образом, к воскресенью я буду выглядеть замечательно, но до этого дня еще надо дожить…
Тем не менее среда пережилась относительно сносно; четверг — сложно, но можно; к пятнице на меня напала такая слабость, что я едва добралась до работы.
— Ты чего такая кислая? — поинтересовалась Диана.
Но я только мотнула головой, вяло копаясь в резюме и даже не думая переключиться на целлюлит знаменитостей.
К субботе я окончательно пожухла, как завалявшаяся в супермаркете морковка, но, как выяснилось, когда я отлепила себя от кровати и доплелась до ванной, это была не самая большая из моих проблем: на щеке проступило красное пятно, к вечеру расцветшее в настоящий прыщ. Рехнуться можно! Прыщ в тридцать лет!
Я мазала прыщ антисептиками, мазями и кремами «мгновенный эффект», и они пошли ему на пользу, в смысле, он стал еще крупнее и ярче. Унылая и голодная, я потратила день на просмотр «Секса в большом городе», но все, о чем я могла думать, так только о том, что ни у одной из героинь нет прыщей.