Год Крысы. Видунья
Шрифт:
– Не-а. – Рыска убежденно потрясла головой и, видя изумление друга, смущенно призналась: – Кажется, я вообще любить не умею. Вот вроде понравится мне мальчишка, а я начинаю не глазки ему строить, а недостатки искать. И ведь находятся! Один дурак, другой заика, третий рыгает громко… Через пару недель любви как не бывало! Я что, только плохое видеть могу – что в молельне, что в людях?
– Значит, и меня не любишь? – рассмеялся Жар. Ему, шестнадцатилетнему, Рыскины страдания показались детской чепухой вроде веры в Пыха под
– Сравнил, – отмахнулась девушка. – Ты мой друг, и на твои недостатки мне плевать.
– Это на какие же? – насторожился парень.
Больше всего Рыску тревожила и злила его страсть к «одалживанию», но она деликатно выбрала провинность помельче:
– Ты во сне брыкаешься! И вечно портянки свои грязные на мою постель бросаешь.
– Ой, можно подумать, что ты жениха из-за каких-то портянок разлюбишь!
– В том-то и дело! – с неприкрытым отчаянием подтвердила Рыска. – Я, страшно сказать, даже родителей своих не люблю! Если они вот прямо сейчас умрут, мне все равно будет, представляешь?!
– А за что тебе их любить? Продали, как телушку, дядьке… – Жар понял: дело и впрямь серьезно. Рыска не то что не умела – попросту боялась к кому-то привязываться, слишком сильно обжегшись в детстве. Вот и упирается всеми лапками, сама себе отговорки ищет, лишь бы не подпустить ухажера слишком близко, «на расстояние удара». И чтобы перебороть этот страх, нужен кое-кто получше весковых олухов. – Ты просто пока не встретила того, единственного…
– Без недостатков? – недоверчиво шмыгнула носом Рыска. – А он вообще существует?
– Ну, у тебя еще есть время поискать, – толкнул ее плечом друг. – Ладно, подбирай сопли и ложись спать. Так уж и быть, поживу с тобой месяц-другой… вижу – дитя ты еще совсем! Хоть и с… приданым.
А вот у Сурковых дочерей хлопот с женихами не было. Даже наоборот: прогонять не успевали. Хочется же, чтоб и богатый, и знатный, и собой хорош! Старшая, впрочем, уже за кого угодно пошла бы – восемнадцать лет девице стукнуло, у иной весчанки в этом возрасте в каждой руке по ребенку. Младшая тоже начинала ныть, что так-де ее очередь вовсе никогда не настанет. Но отец был непреклонен: лучше еще восемнадцать лет искать будем, зато такого подберем, что все соседи обзавидуются.
Наконец вроде нарисовалась подходящая партия: сын городского купца, с которым хуторянин давно вел дела. Закинув удочку и увидев жадную поклевку, Сурок пригласил обоих в гости, якобы показать скот на продажу. «Скот» начал прихорашиваться за три дня, перемерив все платья, ленты и бусы и пугая домашних густо намазанным сметаной лицом – чтоб конопушки побелели, а кожа стала нежной и бархатистой.
– Ты, главное, смыть ее не забудь, – издевался Пасилка над сестрой. – А то как выйдешь на крыльцо – жениха вместо алтаря на погост понесут!
Суркова теща, подколоднозмейским чутьем прознав о смотринах, без предупреждения
– Чего, Тинкины братья поймали-таки? – понимающе оскалился Цыка, сам большой охотник до девичьих холмов и изгибов.
– Нет, ежики стаей напали, – огрызнулся Жар, пытаясь освободиться от корзины уже с Рыскиной помощью.
Пирог пришлось лепить с утятиной, что не улучшило тещиного характера. Нерадивому батрачонку досталось от всех домашних, на ком она срывала гнев.
– У меня этот хутор уже в печенках сидит, – злился Жар, оставшись наедине с подружкой. – Доработаю год до конца, чтоб Сурок к тетке не цеплялся – он ей за мой наём вперед уплатил, – и в город подамся, в помощники к купцу или лавочнику.
– А возьмут? – засомневалась девушка. – Ты ж даже читать не умеешь!
Сама Рыска кое-как умела разбирать письмо, если почерк не очень корявый, – дедок зимой от скуки научил. Жару тоже предлагал, но тот спекся на пятой букве.
– Ничего, ради такого дела выучусь, – запальчиво пообещал парень, и Рыска с готовностью предложила:
– Давай я тебя учить буду!
– Э-э-э… ну год-то длинный, – мигом пошел на попятный Жар. – Успею еще.
– Рыска! – окликнула со двора Фесся. – Поди глянь – хорошо?
Девушка бросила недочищенную репу и выскочила во двор. Там торопливо дометали последние соринки, над воротами пышно зеленел свежий еловый веник от сглаза, а у коровязи вместо старушки Белочки стояла изрядно озадаченная Рыжуха, лучшая телка из скакового стада, затянутая в новое седло, хрустящее при каждом движении.
– Да ничего вроде, – без особой уверенности заметила Рыска. – Теть Фессь, а Рыжуху-то зачем вывели? Он же к Маське, а не к корове свататься едет.
– Тихо ты! – шикнула служанка. – Во-первых, покуда не свататься, а только присматриваться. Во-вторых, не только к ней, а ко всему хозяйству. Надо ж хутор в лучшем свете выставить! Пусть думает, что у нас все коровы такие, раз Сурок на этой красавице поля объезжать не жалеет.
– Вы еще в колодцы вина налейте, – ехидно посоветовал Жар, вышедший вслед за подружкой. – И бублики на кустах развесьте.
Рыжуха, до сих пор ни разу не ходившая под седлом, тревожно прядала ушами и трубно взмыкивала. От хлевов ободряюще отзывались подружки.
– А тебя, кобеля, вообще хорошо бы в погребе запереть! – взвилась Фесся, задерганная хозяйскими приказами и капризами. – Чтоб гостям случайно на глаза не попался!
– Так за чем дело стоит? – оживился Жар. – Только скажи – и до завтрашнего утра меня не увидите!