Год Крысы. Видунья
Шрифт:
Рыска бестолково прыгала вокруг, не зная, что делать.
– Да подавись ты этой рубашкой, скотина! – с ненавистью и отчаянием прокричала она. – Только отпусти его!
Саврянин и сам уже разжал руки, поднялся. Жар остался лежать на траве, красный от борьбы и унижения.
– Сволочь, – простонал он, языком щупая зубы.
– Дурак, – не глядя огрызнулся Альк. – Нечего было нарываться.
– А что, молча стоять и глядеть, как ты мою подругу обижаешь?
– В следующий раз не полезешь.
– Полезу! – Жар с
– Пошел ты… – Саврянин, похоже, начал жалеть о своей вспышке. Поморщился, прижал запястье ко лбу, словно борясь с приступом головной боли. С горечью бросил: – Да что вы вообще понимаете!
– Что ты либо конченый мерзавец, либо чокнутый!
Альк вздрогнул, отнял руку ото лба.
– Я. Не. Чокнутый, – резко изменившимся голосом сказал он.
– Значит, мерзавец! – в запале подхватила Рыска.
– А это ваши проблемы, а не мои.
– Тогда мы… мы… – Девушка лихорадочно поискала, чем его осадить, – и поняла, что только одним, уже до того затрепанным, что повторять стыдно: – Мы тебя дальше не повезем!
– Тогда я вам с лекарем помогать не буду. – Было видно, что Альку безумно хочется ее придушить, оседлать корову и поскакать в Шахты. Но он прекрасно отдавал себе отчет, что обратное превращение может произойти в любую щепку, и уж тут-то ему не поздоровится.
– А иначе будешь? – изумилась девушка.
– Да. Но не голышом же.
– Нет, он точно чокнутый, – убежденно сказал Жар, натягивая шапку. Девушка заботливо похлопала его по кафтану, сбивая пыль. – То спорит до хрипоты, то на людей кидается – а потом соглашается как ни в чем не бывало.
– Еще какой-то вор будет меня поучать, как себя вести. – Альк вскочил на Смерть, так стиснув ее коленями, что коровенка выпучила глаза и встала как сказочный «лист перед травой». Шпорой тронь – в полет сорвется. – Ну, поехали, нечего время терять. Неизвестно, сколько его у меня…
Разницу Рыска почувствовала уже на въезде в город. Стражники, которые три лучины назад поленились даже встать с бревнышка (на ночь им закладывали дорогу), при виде саврянина сразу насторожились, подхватили прислоненные к стене копья и наставили их на коров.
– А это еще кто с вами?
– Знакомый, по дороге встретили, – неуверенно соврала девушка.
– И откуда же у вас такие знакомства? – почуял какой-то подвох стражник. Жар поморщился. По-хорошему надо было не нарываться на допрос, а взять стражника под локоток, отвести в сторонку и умильно попросить: мол, мы люди подневольные и своего господина сами терпеть не можем, но впустите его, пожалуйста, а то он на нас отыграется.
Однако вор еще злился на саврянина и не собирался его выгораживать. Тем более господином называть.
У ворот с обеих сторон постепенно собралась небольшая очередь, роптавшая все громче. Разумеется, в поддержку стражи, ибо «этих желтоглазых и так в городе что крыс, гоните его к Сашию, не задерживайте честных людей».
Самому Альку было чхать на эту суету. Он даже не спешился, свысока поглядывал на толпу, чем злил ее еще больше. И только когда стражник начал совсем уж бессовестно вымогать у девушки пошлину – и плевать, что из города они «просто коров размять выехали», – саврянин свесился с седла и что-то прошептал на ухо его напарнику. Тот вздрогнул, недоверчиво пригляделся к Альку и опустил копье:
– Проезжайте, господин Хаскиль.
Первый стражник подбежал ко второму, собираясь учинить ему хорошенький втык, но был точно так же срезан парой слов шепотом.
Озадаченная толпа притихла, расступилась. Рыска ежилась под недобрыми взглядами, стараясь смотреть только прямо, на спину Алька.
– Что ты ему сказал? – подавив неприязнь, обратился Жар к саврянину.
– Представился.
– Наместником Сашия?
– Почти. Судебным дознавателем.
– Чего?! – Вор схватился за голову: столь вопиющей наглостью впечатлилась даже шапка и начала сползать в обмороке. – Да ты знаешь, что бывает за присвоение такого чина?
– Присвоение? – изогнул бровь Альк. – Мы же и собираемся заниматься дознанием.
– Незаконным!
– С каких пор тебя это волнует? Неужто проникся пламенными речами подружки и начал новую жизнь?
– Как стражник вообще тебе поверил? – Жару тоже захотелось побольнее уязвить саврянина. – Приехало какое-то пугало, босое и лохматое, и всех взгрело.
– Главное не кто говорит, – самодовольно ухмыльнулся Альк, – а как. На благородном господине даже лохмотья кажутся капризом моды, вас же во что ни обряди…
– Мы делать что-нибудь будем? – вмешалась Рыска. – Или только языками молоть?
– Не посреди ж улицы. Сейчас засядем в какое-нибудь тихое местечко и спокойно поговорим.
– С тобой – спокойно? – проворчал Жар, но тут улица сузилась и пришлось снова выстроиться в цепочку. Не перекрикиваться ж через две коровы (зад Смерти, Милка и перед Болезни), развлекая зевак.
Альк понюхал пиво и выплеснул его через плечо. Кивнул ошарашенной хозяйке заведения:
– Повтори. Только неразбавленным.
Жар уткнул нос в свою кружку:
– Пиво как пиво, средней паршивости, чего ты выкрысиваешься?
Альк молчал, пока перед ним не поставили новую кружку. Толкнул ее к Жару:
– Сравни.
Вор отхлебнул, округлил глаза и прищелкнул языком. Ну хозяйка, ну пройдоха!
– Допивай, – равнодушно разрешил саврянин.
– Стоило ту выливать, если пить не хочешь? – удивился парень.
Лужу хозяйка уже вытерла, но запах стоял, как на пивоварне. Мокрая древесина покраснела, и казалось, будто на этом месте кого-то прирезали.