Год нашей любви
Шрифт:
Я старалась не слишком ворчать, но год назад я могла выжать двойной собственный вес жимом для ног. А сейчас? Пэт установила 60 фунтов или около того, но я все равно была вынуждена давить на ноги руками, чтобы хоть как-то заставить платформу двигаться. Первоклассник справился бы лучше.
Да и вообще, разве все это имело смысл?
Но Пэт ничуть не смутил мой убогий результат.
– Теперь мы поработаем над центральной зоной твоего тела, – заявила она. – Хорошая устойчивость туловища играет решающее значение для сохранения баланса на костылях.
Это тоже не было для меня в новинку. Пэт брала свои реплики из того
К сожалению, нигде в этом сценарии не говорилось о том, что действительно меня беспокоило. Пэт знала, что делать, когда мои бедра начинали дрожать во время планки. Но никто и понятия не имел, как научиться выдерживать странные взгляды, а ведь именно так люди смотрели на меня, видя, что я в инвалидном кресле. Иногда я читала в их глазах откровенную жалость. Это было хотя бы честно, пусть и бесполезно. А иногда я сталкивалась с мистерами и миссис Широкая Улыбка. Казалось бы, людей, которые разгуливают по улицам и улыбаются, как маньяки, первым встречным, не может быть слишком много. Но я получала множество Широких Улыбок от людей, которые почему-то считали, что должны дарить мне их. Будто бы это такой утешительный приз: Да, твои ноги превратились в два бесполезных куска мяса, но зато вот тебе Широкая Улыбка.
Конечно, я никогда не говорила о подобных вещах. Это звучало бы стервозно, не более. Но последние месяцы были унизительными. Прежняя «я» оскорблялась, когда парни пялились на мою грудь. Теперь я могла об этом только мечтать. Когда они смотрели на меня теперь, они видели лишь кресло.
– Еще четыре скручивания, Кори, и ты будешь в полном порядке, – сказала Пэт.
Я посмотрела вверх, на решительное лицо Пэт, и сделала скручивание. Но мы обе знали, что в полном порядке я не буду никогда.
Глава 5
Пьяный жираф на ходулях
Сентябрь незаметно сменился октябрем, и жизнь наладилась. Я продолжала усердно учиться и день ото дня перемещалась по кампусу все более уверенно. Дана была с головой поглощена прослушиваниями. Она выбрала песню «Привет, Делайла!» и так активно репетировала, что в конце концов я стала слышать ее даже во сне.
Я по-прежнему практически ни с кем не общалась и никуда не ходила, но, возможно, мне просто требовалось время. Так или иначе, моими любимыми пятницами и субботами оставались те, когда мы с Хартли играли в «Крутые клюшки». Хоккейный сезон начался, и друзья Хартли все чаще были заняты. То они тренировались, то ходили на вечеринки в такие уголки кампуса, куда Хартли совсем не горел желанием ковылять. В один из таких вечеров он приземлился на диван рядом со мной, чтобы провести пару матчей. После игры мы иногда смотрели кино.
– По-моему, ты слишком зависишь от капитана своей команды, – сказал Хартли в тот вечер, видя, что я проигрываю.
Конечно, я не могла признаться ему, что причина моего проигрыша в тот день не имела ничего общего с центральным нападающим – просто Хартли пришел без футболки, и было чертовски трудно не отвлекаться, исподтишка изучая его накачанный живот. Последние полчаса я еле сдерживалась.
Хартли открыл бутылку пива и предложил мне, но я отмахнулась.
– Дигби хорош, но ведь есть и другие игроки, – сказал он.
– Дигби просто
И это была правда – даже цифровая версия капитана «Питсбург паффинз» заставляла мое сердце трепыхаться. Он был почти самым красивым хоккеистом, которого я знала. Самый красивый сидел рядом со мной на диване.
Хартли прыснул, держа бутылку с пивом.
– Серьезно? – Он засмеялся, и я обрадовалась возможности полюбоваться его улыбкой. – Разве ты не настоящая болельщица? Вот уж не думал, что ты пак банни [5] .
5
Слово, образованное в результате соединения двух понятий: puck – шайба (англ.) и snow bunny – девушка, вставшая на лыжи не из любви к спорту, а для завязывания знакомств со спортсменами, в русской версии – «горнопляжница» (англ., сленг).
Его слова едва не заставили меня задохнуться от возмущения.
– Вот уж не думала, что ты говнюк!
Он поднял обе руки, как будто защищаясь (при этом из одной из них по-прежнему было пиво).
– Полегче! Это просто шутка.
Я прикусила губу, пытаясь сдержать накатившее раздражение. Так уничижительно называли девушек, которые питали страсть к хоккеистам, а не к самой игре. Раньше меня никто так не называл. Самые счастливые мгновения моей жизни прошли на льду.
Хартли осторожно водрузил больную ногу на наш «журнальный столик» и посмотрел на меня как нашкодивший щенок.
– Я разбередил больное? Прости…
Я потянулась через диван, взяла бутылку у него из руки и сделала глоток.
– Думаю, пора начать размалевывать лицо и орать на судей. Раз уж я болельщица.
Я попыталась вернуть ему бутылку, но он не взял ее. Хартли просто посмотрел на меня так пристально, что мне стало не по себе – вдруг он прочитает мои мысли?
– Каллахан, – сказал он медленно, – ты что, играешь в хоккей?
С минуту мы просто смотрели друг на друга. Я всегда была игроком – с тех пор, как мне исполнилось пять. Но теперь, и это в лучшем случае, я просто болельщица. Отвратительно.
С трудом сглотнув, я ответила на вопрос:
– Я была игроком. Перед тем, как… Перед тем, как бросила играть…
Я чувствовала, как защипало в глазах, но ни за что не стала бы плакать перед Хартли. Я сделала глубокий вдох.
Он облизнул губы.
– Ты говорила, твой отец был школьным тренером.
– Он был моим школьным тренером.
– Серьезно? – Хартли умудрился открыть новую бутылку, не прекращая смотреть мне в глаза. – На какой позиции ты играла?
Играла. Прошедшее время.
– Была центральный нападающий. – Я знала, о чем он на самом деле спрашивает. – Капитан. Чемпион штата. Мне предлагали спортивную стипендию несколько колледжей.
Было так трудно сказать ему это – перечислить все, что я потеряла. Большинство моих собеседников не хотели об этом говорить. В подобных случаях они меняли тему и спрашивали, не собираюсь ли я взяться за вязание или шахматы.