Год нашей любви
Шрифт:
Честное слово, тот парень, что делал мне сэндвич, вряд ли мог бы шевелиться еще медленнее даже со связанными руками. Я стоял и ждал – лодыжка сломанной ноги пульсировала болью, а здоровая нога дрожала. Последний раз я ел вчера, и, когда мне наконец протянули тарелку, я был на грани обморока.
Я сказал «спасибо», взял тарелку в правую руку, а правый костыль засунул под мышку. Я попытался пройти дальше со всем этим, но потерял равновесие и вынужден был опереться о стойку, чтобы не упасть. Костыль
– Эй, ты, калека! – позвал меня кто-то сзади.
Я повернулся, но не сразу увидел Кори – я ожидал увидеть кого-то своего роста.
– Каллахан! – сказал я. – Как тебе мой изящный маневр?
Улыбнувшись, она взяла у меня тарелку и поставила на свой поднос.
– Ты рискуешь разбиться из-за… – она бросила взгляд на тарелку, – сэндвича с индейкой. Я помогу тебе, если подождешь минутку.
– Спасибо, – вздохнул я с облегчением.
Я проковылял в сторону и стал ждать, пока тот же парень с явным недостатком мотивации сделает сэндвич и ей.
Через несколько часов (хотя я, возможно, немного преувеличиваю) на наших подносах были два сэндвича, чипсы, печенье, мое молоко и ее диетическая кола.
– Кажется, я вижу свободный столик вон там, в соседнем штате, – пробормотал я, хромая вперед. Я отодвинул тяжелый деревянный стул, освобождая парковочное место для Кори, которая везла поднос с нашей добычей. – Иисус, Мария и Матерь Божья! – Я рухнул на стул и опустил голову на руки. – Это заняло у нас всего-то в семь раз больше времени, чем должно было.
Кори протянула мне мою тарелку.
– Недавняя травма, правильно я понимаю? – спросила она, беря в руки свой сэндвич.
– Неужели так бросается в глаза? Получил ее неделю назад на хоккейной тренировке.
– Хоккей, говоришь? – Ее лицо приобрело странное выражение.
– Типа того. Видишь ли, я сломал ногу не во время игры в хоккей, что было бы логично, а упав на скалодроме.
У Кори от удивления вытянулось лицо.
– Веревка порвалась?
Не совсем.
– Может, и не было никаких веревок. И может, это было в два часа ночи. – Я поморщился, потому что не очень-то приятно рассказывать красивой девушке, какой ты идиот. – А еще, возможно, я был пьян.
– Значит, ты даже не можешь рассказывать всем, что пал в неравном бою за шайбу?
– Ты любишь хоккей, Каллахан? – Я удивился.
– Вроде того. – Она беспокойно ковырялась в тарелке с чипсами. – Мой отец – школьный тренер по хоккею. А мой брат Дэмиен в прошлом году был в старшем составе твоей команды.
– Ничего себе! Так ты младшая сестра Каллахана?
Она улыбнулась, и ее глаза засияли. У нее была сногсшибательная улыбка, а лицо раскраснелось, как будто она только что пробежала пятикилометровый кросс.
– Все так.
– А я сразу понял, что ты крутая. – Я сделал глоток молока.
Она взяла в руки сэндвич.
– Перелом,
Я пожал плечами:
– Терпимо. Сраные неудобства куда хуже: мне нужно полчаса, чтобы одеться, а принять душ вообще нереально.
– У тебя это хотя бы временно.
– Блин, Каллахан, сижу тут и ною про двенадцать недель в гипсе. – Я положил свой сэндвич. – Чувствую себя полным засранцем.
Она вспыхнула:
– Нет, я ничего такого не имела в виду, клянусь! Если ты не можешь немного пожаловаться, то и мне нельзя.
– Почему?
Похоже, я только что доказал: у нее есть полное право жаловаться, особенно когда вокруг такие идиоты, как я.
Кори вертела в руках салфетку.
– После несчастного случая со мной родители отправили меня в группу поддержки для людей с травмами позвоночника, из-за которой я, собственно… – Она развела руками над своими коленями. – В общем, там у всех вокруг оказалось гораздо больше проблем с подвижностью, чем у меня. У многих были парализованы руки, многие не могли самостоятельно есть, не могли повернуться на другой бок в кровати. Они не сумели бы самостоятельно выбраться из дома, охваченного огнем. Они не смогли бы отправить электронное письмо, обнять кого-то.
Я прикрыл лицо ладонью.
– Звучит обнадеживающе.
– И не говори. Меня очень испугали те люди, и больше я туда не возвращалась. И если я могу ныть, – а я это делаю, поверь, – то и ты имеешь полное право жаловаться на то, что скачешь, как фламинго.
Она снова взяла сэндвич.
– Когда это случилось? – Я не представлял, не слишком ли это бестактный вопрос.
– Что именно? – Ее взгляд скользнул мимо меня.
– Несчастный случай.
– Пятнадцатого января.
– Этого года?! Восемь месяцев назад?
Она кивнула.
– Значит, на прошлой неделе ты решила: «Черт с ним, уже сентябрь, самое время переехать на другой конец страны и покончить с этим»?
Она налила себе газировки.
– Как-то так. А что, не вышел срок траура по неподвижным ногам? – Она посмотрела мне в лицо, приподняв бровь.
Черт, кажется она только что отучила меня ныть на всю оставшуюся жизнь.
– А ты крепкий орешек, Кори Каллахан.
Она пожала плечами:
– Колледж предлагал мне отсрочку на год, но я отказалась. Ты же видел моих родителей – мне не хочется сидеть дома и смотреть, как они заламывают руки.
У меня зазвонил телефон – это была Стейша. Я подал Кори знак подождать и поднял трубку.
– Привет, красотка, – сказал я в трубку. – Я за столом напротив кирпичной стены. И я тебя люблю. – Я убрал телефон. – Так, значит, это родительская любовь и забота погнали тебя в другой часовой пояс?
– За этот год мы втроем чуть не свихнулись. Мой отъезд был лучшим решением для всех.