Год тигра и дракона. Осколки небес

«Удивительно то, что спустя столько времени не истерлись в моей памяти ни заковыристые китайские имена, ни названия городов и местностей, ни лица людей. Не иначе как дар Нюйвы. Знать бы еще, для чего он мне дан».

(из дневника Тьян Ню)

Две тысячи двести девятнадцать лет

Чжао Гао

Это был долгий путь. Слишком долгий, чтобы прошедший его шаг за шагом от начала до конца сумел остаться человеком.

Он снова явился в

этот мир в год, когда деятельный Лю Чэ взошел на трон, взяв имя У-ди, и начал кровопролитную битву с собственной бабкой.

Отец возрожденного Чжао Гао держал дешевый трактир у северных ворот Чанъаня – столицы, основанной великим императором Гао-цзу. Слава Небесам, не первым сыном довелось родиться, и даже не третьим, а седьмым – последышем, до которого никому дела нет. Воспоминания возвращались отрывочно, доводя вечно голодного, драчливого мальчишку до исступления, но ещё хуже стало, когда они вернулись полностью. Прошло-пролетело 80 лет, и ни единая душа во всей империи знать не знала, слышать не слышала ни про небесную деву Тьян Ню, ни про хулидзын Лю Си, а первой вдовствующей императрицей - тай-хоу именовали супругу Бо. Останки мятежника Лю мирно покоились в императорской гробнице, потомки регулярно приносили богатые жертвы перед его мемориальной табличкой в храме предков. А главное, самое главное, гора Ли наотрез отказалась пускать в свои недра возрожденного колдуна. Сколько ни бродил вокруг, сколько ни пытался отыскать потаенный вход – без толку. Ли-шань твердо решила сохранить тайну.

Что оставалось делать бывшему главному евнуху? В Поднебесной всегда была только одна дорога, ведущая к власти и славе, и пролегала она в направлении трона Сына Неба. Чжао Гао (тoгда его звали, разумеется, иначе, но это уже не имеет значения) последовал традиции – он стал чиновником, поднялся в иерархии, и, в конце концов, вошел во двoрец. Столько усилий было приложено, и все лишь ради одного-единственного упоминания о рыбках. Подбить сына императорского советника Сыма на поиски старинных архивов оказалось делом в сущности плевым – старший братец Цянь и без того горел желанием записать всю историю Поднебесной от времен мифических до современности. Энтузиазм молодого ученого вкупе со знаниями возрожденного даоса дали поразительные результаты, но только для исторической науки. Читать «Хроники Сунь Бина», написанные рукой Тьян Ню, её уникальным, ни на чей ни похожим почерком, и не найти ни словечка про саму посланницу Шан-ди, разве это не мучительно? О том, что хулидзын стала в конечном итоге Люй-ванхоу - Молчаливой Императрицей - Чжао Гао догадался. Гробницы её не существовало, а судьба и участь уложились в два предложения в дворцовых хрониках. Там она именовалась матерью второго императора династии Лю. Могила в Гучэне, в которой, по преданию, нашел последнее пристанище бешеный чусец Сян Юн, та вообще оказалась пуста. Как, собственно, и вся изнь помощника и сподвижника Сыма Цяня. К глиняным рыбкам Чжао Гао в ту долгую жизнь так не приблизился ни на шаг.

Потом были иные рождения и многие смерти. Однажды, во времена узурпатора Ван Мана, он опустился до разорения могил, за что был казнен – прилюдно забит палками. От отчаяния - к надежде и обратно, словно на качелях, качался Чжао ао несколько веков, однако же не забывая практиковать магию и копить духовную силу. Потому что время утекало, всё дальше и дальше отдаляя годы падения империи Цинь. Реки меняли русла, поля былых сражений становились садами, города отстраивали новые стены, ветшали бамбуковые свитки, а реальные события редактировались по воле власть имущих до полной неузнаваемости.

К тому же, в предпоследний год правления государя Хуань-ди в Лоян прибыли поcлы из невиданного далека – из самой Дацинь 1, что царила в землях полночного солнца: люди более всего цветом кожи и строением лица похожие на ненавистных сестричек. У одного из послов даже волосы были цвета пшеничного колоса. Так болтали сплетники на базаре, ибо бывший евнух во дворец в той жизни так и не попал. А зачем, если императорскую сокровищницу он уже обшарил снизу доверху? Оказалось, ближе к Печати, находясь рядом с Сыном Неба, все равнo не станешь. Так есть ли смысл впрягаться в опасное дворцовое служение? Никакого!

Время шло, Чжао Гао без устали искал двух маленьких глиняных рыбок – в храмах и могильниках, среди руин и в сундуках богатых домов, медленно теряя рассудок от неутолимой жажды. Но отсутствие результата – это тоже результат. Чжао Гао сделал выводы из своегo поражения: он стал искать не вещь, но знания, коих у даосов имелось немало. Не чурался он и свитков, содержавших совсем уж сказочные идеи. Поразительно, как много знали о времени и его законах те, кто никoгда не покидал уединенных горных пещер.

Смена стратегии принесла желанные плоды – горькие, но истинные. Небеса всегда дают подсказку, но не каждый способен её понять. Появление из ниоткуда девиц, в ту пору, когда всё в Поднебесной по воле Императора взвешено, сочтено и измерено, обязано было натoлкнуть на простую мысль, но не натолкнуло. Даосский колдун совершил одну из главных ошибок – он искал лишь там, где светло, он искал мертвых дев, а те, скорее всего, ещё не родились.

Случилось это в год смерти великого Ли Шимина 2. А пока Ян-гуйфэй 3 водила за нос поочередно отца и сына – императора Сюань-цзуна и наследного принца, Чжао Гао очень кстати обрел подлинное телесное бессмертие. Снова, и на этот раз, он верил – навсегда.

Рождаться, взрослеть, стареть, дряхлеть, а затем умирать было так... утомительно. Опять же, все эти отцы, матери, братья-сестры, которые только под ногами путались. Золотая же эпоха Тан подарила бывшему евнуху возможность свести знакомство с западными людьми – уроженцами империи Фулинь 4, а спустя пять веков, уже при династии Юань 5, он окончательно прояснил, из каких земель Запада ждать гостий с вожделенными рыбками.

Откровенно говоря, бессмертие тоже оказалось штукой непростой. Попробуй уцелеть в череде проклинаемых Эпох Перемен, которые в Серединном царстве не кончались никогда. Но у Чжао ао получилось. Возможно потому, что он больше не совался во дворцы и десятой дорогой обходил всех великих и грозных делателей непростой истории своего народа.

Бездетный старичок Кан Чэнь владел крошечной антикварной лавкой в Наньцзине 6 и с благодарностью принял заботу и помощь миловидного молодого человека, тоже интересующегося стариной. В конце концов, господин Кан усыновил почтительного юношу и ему же завещал свое дело, лавку и связи. С той поры все новости о древних артефактах и заморских гостях стекались в блистательную столицу династии Мин к человеку по фамилии Кан, который стал сам себе дедом, отцом и сыном, в крайнем случае – дядюшкой или племянником. Он не перебрался в Бейцзин 7 и после того, как маньчжуры сделали его столицей. Климат в Наньцзине был всяко приятнее.

Пока новые владыки Поднебесной устанавливали свои порядки, принуждая ханьцев к покорности бритьем лбов и покроем одежды, господин Кан потихоньку тoрговал вазами, нефритовыми подвесками, буддами и курильницами. К слову, бритый лоб и коса его ничуть не портили.

На глазах бессмертного даоса взлетела, окрепла и скатилась к полному упадку маньчжурская династия. В подзорную трубу глядел Чжао Гао на мачты английских кораблей, что угрожали Нанкину обстрелом. Но единственным изменением в его жизни стал переезд в более престижный район, подальше от расплодившихся опиумных курилен.