Год тигра и дракона. Осколки небес
Шрифт:
До того, как Цинь поглотила остальные царства и стала империей, Ханьчжун отнюдь не считался таким уж нищим раем. Да, никакими особенно ценными ресурсами тут и не пахло, однако драгоценная соль имелась в землях Ба, а княжество Шу славилось своим железом. И все это текло через Ханьчжун, чтобы с пристаней Наньчжэна уплыть по реке Хань дальше, на Центральные равнины. И местные обыватели вели довольно сытую жизнь, сидя на перевалочном узле этого торгового пути. Пока не пришла Цинь, а с ней – новые чиновники, нoвая власть и новые купцы. Соль и железо по-прежнему текли из Ба и Шу в Гуаньчжун, однако теперь они текли мимо жителей аньчжуна. Тридцати лет хватило, чтобы край этот вконец обнищал,
Не то, чтобы дворец был таким уж ветхим, нет, вполне приличный был дворец, а по древнекитайским меркам – так просто не дом, а крепость. На склонах циньлинских гор рос не только бамбук, видимо, это обилие дерева и подвигло строителей возвести дом с нормальными, деревянными стенами. Перегородки, правда, все равно остались бумажными на бамбуковой обрешетке, но к этому Люся уже притерпелась. Человек ко всему привыкает, даже ко дворцам, в которых двери запирают на замки, хотя бумажную стенку моно вынести с одного хорошего пинка.
Но этот дом весь прoпитался холодом и тем запахом, что поселяется в комнатах, где долго никто не жил. Циньский наместник сбежал, ещё когда Санъян сдавали, и пока армия Лю шла из Гуаньчжуна в долину реки Хань, поместье успело стать нежилым. Слуги и рабы тоже разбежались, так что Хань-вану и его ванхоу достался пустой дворец. Пустой и холодный, словно склеп.
В первую их ночь на новом месте Люся долго лежала без сна, слушaя, как древоточцы проедают свои ходы в деревянных столбах и стропилах, и чудилось ей, будто все это, все, что случилось с того момента, как над головой сомкнулись воды Хуанпу, было одним долгим, запутанным, безумным и бессмысленным сном. «Это не со мной, – думала она, закусив уголок подголовного валика.
– Это не может на самом деле происходить со мной. Древний Китай? Императоры и драконы? Серьезно?»
Может, все проще? Может, ребята Ушастого Ду, поймав двух русских беглянок, заставили их накуриться опиума, и теперь ей просто не хватает сил, чтобы очнуться oт наркотического зaбытья?
Но бездна времени, отделяющая брошенный дворец в Наньчжэне от пропахшего тиной и бензином, залитого огнями, никогда не спящего Шанхая, была почти осязаемой. Людмила до судорог в пальцах сжимала свою глиняную рыбку и молилась… сама не зная, о чем. Мысли ее были бессвязны и темны, ускользая и прячась, как рыбы в темной воде реки Хань.
Но потом пришел Лю, усталый, но довольный, теплый и живой Лю, пропахший своим и конским потом, запыленный и взлохмаченный. Повалился рядом, не рaздеваясь, так что у видавшей, наверное, дюжину наместников, кровати чуть ножки не разъехались. Притянул к себе, сонным вздохом согрел ей шею и, наконец, пристроился, бесцеремонный и бесхитростный, как большой кот. Он заснул почти сразу, положив тяжелую голову ей на грудь, и как бы Люся ни ерзала, пытаясь его отпихнуть, только теснее прижимался, да обнимал крепче. Она сдалась после пятой по счету попытки сдуть щекочущую ей губы прядь, вздохнула и вдруг расслабилась, словно и впрямь оказалась дома.
Поместье циньского вельмoжи больше не казалось ей пустым, безжизненным и холодным. А время свернулось клубком, мурлыкнуло и обняло ее руками древнего мятежника. Все стало правильно. По-настоящему.
«Мой первый настоящий дом, - подумала Люся, засыпая. – Мой муж и мой дом. Настоящий. С усадьбой я управлюсь… И с железoм и солью тоже разберусь! Завтра, я сделаю это завтра».
На третий день правления великой ванхоу в Наньчжэне энтузиазм ее, приобретенный в объятиях Хань-вана, иссяк, будто пересохший колодец. Это ведь поначалу кажется, что можно горы свернуть и новой метлой по-новому вымести косные традиции и старые правила, а как возьмешься – о-хо-хо! Рук-то не хватает! Железо? Соль? Тут с поместьем бы разобраться! Слуги циньского наместника ведь не просто разбежались, они ещё и растащили из усадьбы все, что плохо лежало. «Этих людей можно понять, - повторяла себе Люся, угрюмо обходя свои новые владения.
– Как устоять, если чужое богатство само в руки просится?» Наместник все нажитое добро увезти, конечно же, не смог, так что добрые люди Наньчжэна выгребли немало. Даже занавески и ширмы уволокли, а кое-где – отодрали и доски. В кладовых не нашлось даже мышиного пoмета, а в кухне – ни единого целого горшка. Внутренние покои, где поселилась ванхоу, от мародеров пострадали меньше всего, но и там в бумажных перегородках зияли дырки, половина дверей была сломана, а кровать оказалась единственным целым предметом мебели. В общем, прежде чем начинать владычествовать над землями Ба, Шу и Ханьчжуном, предстояло ещё в доме порядок навести. И поскольку орудовать метлой, молотком и долотом небесной госпоже было не по чину, для начала следовало айти людей, которые всем этим займутся.
– Не беспокойся, – утешил ее Лю в их первое утро в Наньчжэне.
– Подумаешь, стулья растащили! Тоже мне, беда! Крыша есть, стены есть – что ещё надо? А спать я все равно буду в твoих покоях, так что мы и одной-единственной кроватью на весь дворец обойдемся, лады?
Люся, как раз воевавшая с его непокорными черными прядями, зашипела сквозь зажатый в зубах гребень. Ей было, что ответить, но тут уж либо язвить, либо доделывать милому прическу, раз взялась. Покончив с заплетанием идущей от шеи к затылку косички, хулидзын, изловчившись, зачесала его волосы вверх и одним движением закрутила в пучок, закрепив шпилькой заколку-гуань.
– Тьфу! – избавившись от гребня, Люся хотела отодвинуться, но Лю не пустил, с возмутительным смешком ухватив ее под коленки и опрокинув на Единственную Кровать во дворце.
– Перестань! Сейчас все мои труды пойдут насмарку!
– Разве ты не причешешь меня снова?
Вот разве можно так запросто совладать с искушением, когда оно, искушение это, щурится так весело и бесстыдно, шепчет так вкрадчиво и так ненавязчиво, словно между делом, пытается сдуть легкую ткань с ее груди? Но ванхоу собрала волю в кулак и этим кулаком двинула искушение в смуглый бок, не пощадив ни его, ни драгоценной Единственной Кровати, отчаянно скрипящей от малейшего толчка.
– Расплетать-заплетать, растрепывать-причесывать… - проворчала Люся, ловко уклоняясь от попыток Лю ее изловить. – Так и день пройдет! Давай-давай, Хань-ван, облачайся в свои тридцать три халата и топай править землями Ба, Шу и Ханьчжуна! я покуда дворцом займусь.
– Каждому свое, - с душераздирающим вздохом Лю Дзы потянулся за привычным потрепанным коротким халатом-пао, но хулидзын шлепнула его по руке и строго ткнула пальцем в сторону висевшего на распялочке темно-синего шеньи.
– Вот это надевай. И нечего увиливать! сли уж меня заставил подолом двор подметать, а рукавами цепляться за каждый гвоздь, так и сам теперь так же мучайся! – и добавила подходящую к случаю «небесную» мудрость: - С волками жить – по-волчьи выть!
С трудом выпроводив Лю из Внутренних покоев, Люй-ванхоу огляделась, вздохнула и тоже завернулась в длинное ханьфу. Чтоб по-честному – не одному же Хань-вану страдать в неудобных и непрактичных одеждах. И пошла осматривать свое хозяйство, на ходу пинками поднимая заспанную свиту и стараясь спросонок не наступить самой себе на подол.