Год в Касабланке
Шрифт:
Глаза у лавочника заблестели, как будто ему было видение. Я даже думаю, что у него появился комок в горле. Поначалу он ничего не ответил, просто сидел и смотрел в пространство.
— Мой друг, — сказал торговец после долгой паузы, — мираж, который ты нарисовал, для любого другого не стоил бы ничего, но для меня он очень ценен. И уж конечно он стоит половину цены этого стола. Я продам его тебе вдвое дешевле!
Мальчик лет десяти гнал стадо черных баранов по трущобам. Он был обут в разбитые пластиковые сандалии и размахивал прутом. Время от времени кто-нибудь выходил и осматривал одного из баранов —
— Через несколько недель будет праздник жертвоприношения — Ид аль-Адха, — пояснил Камаль, когда мы проезжали мимо. — Люди готовятся заранее. К празднику каждая семья покупает барана и забивает его у себя дома.
— Этот мальчик слишком мал, чтобы пасти овец, — сказал я.
— Ха! В его возрасте я вовсю работал.
— А в школу ты ходил?
— Да. Там я и работал. Я покупал сласти оптом и продавал их во дворе, на площадке для игр. А потом я нанял других мальчишек, чтобы те продавали сласти в других школах по всей Касабланке. Когда мне исполнилось одиннадцать, я зарабатывал сотню долларов в неделю. И сласти были только началом.
— И чем же ты занялся потом?
Камаль поднял брови.
— Я снял гараж рядом с домом. Нанял четырех или пятерых парней и начал заниматься всем подряд. Я делал дешевые духи и продавал их девчонкам, покупал масло в скобяной лавке и продавал его мальчишкам для причесок. Они покупали все, главное, чтобы упаковка была соответствующей. Потом я покупал и перепродавал кур и яйца, и даже овец. Больше всего работы было в Ид. Однажды я приобрел два вагона «левых» баранов из Алжира и продал их всем родителям учеников нашей школы. Когда у меня выдавалась свободная минута, я ставил прилавок во время перемен.
— И чем ты с него торговал?
— Советами. Я учил мальчиков, как знакомиться с девочками, а девочек — с мальчиками.
— А когда же ты сам учился?
Камаль фыркнул.
— Школа была моим рынком. Я ходил туда только тогда, когда у меня было что продавать.
Я не понимал, почему, обладая природной способностью делать деньги, Камаль работал на меня. Он мог бы получать в десять раз больше, если бы основал собственный бизнес. Это еще больше усиливало мой страх, что у него есть тайный план, имеющий целью отобрать у нас Дом Калифа.
Не проходило и недели, чтобы Камаль не приходил ко мне с очередным деловым предложением. Сначала он посоветовал мне приобрести многоквартирный дом в центре квартала ар-деко.
— В нем семнадцать квартир. Мы покупаем все здание, делаем косметический ремонт и распродаем его по квартирам.
— А в чем подвох?
— Нет никакого подвоха. Хозяин — старый бездетный испанец. Он скоро умрет. Может быть, очень скоро. Немножко на него надавить — и он отдаст нам дом дешево.
Мы поехали посмотреть на здание. Оно оказалось великолепным. Фасад был украшен линейкой круглых балкончиков и прекрасной декоративной плиткой azueloиз Андалусии. В квартирах были высокие потолки, паркетные полы, а в ванных прекрасная сантехника. Единственным недостатком было зловоние. Источник его стал очевиден, когда мы осмотрели первый этаж, где мясник сердитого вида продавал в своей лавке cheval,конину.
Затем Камаль предложил мне какую-то хитроумную схему продажи марокканских фиников арабам, жившим на берегу Персидского залива, а потом выступил с идеей открыть частную компанию по оказанию скорой медицинской помощи. После этого было еще два предложения — создать банк крови только для женщин и экспортировать бедуинские палатки из козьей шерсти в Гватемалу.
Я никогда не встречал людей с подобным умением все доставать. Возможно, Камаль и пропустил школьную науку, но он с детства развил в себе бесценный дар приобретать все дешево.
Лучшим примером этого была история о том, как мы купили с его помощью пять тысяч яиц.
Поскольку с полами дело шло хорошо, мы решили перенести наше внимание на стены. Мне не терпелось начать работы с таделактом,штукатуркой, приготовленной из яичного белка и мраморного порошка и отполированной плоским речным камнем. Первоначально эта штукатурка была разработана для хаммамов,паровых бань, ибо она способна выдерживать очень горячий пар несколько лет подряд. Впоследствии, перейдя из бань в гостиные, она стала популярной у новых европейских хозяев в Марракеше. К традиционным темно-красным и румяно-розовым оттенкам таделактаприбавились десятки новых цветов, которые получаются за счет нескольких капель синтетического красителя.
С хорошим таделактомочень трудно работать, вот почему у большинства иностранцев стены в трещинах, а штукатурка осыпается, едва только до нее дотронешься. В нашем доме общая площадь стенной поверхности составляла более четырнадцати с половиной тысяч квадратных метров. Всю эту площадь предстояло покрыть таделактом,по большей части розового цвета, традиционного для Марракеша.
Камаль послал гонца на юг, чтобы тот поискал мастеров-штукатуров. После этого он затолкал меня в джип.
— Куда мы едем?
— В одну деревушку рядом с Рабатом.
— Зачем?
— Покупать яйца.
Стены Дома Калифа были старыми, а старые стены доставляют штукатурам, работающим с таделактом,много хлопот из-за тонких трещин. Чтобы предотвратить образование трещин, нужно сначала хорошенько подготовить стены: нанести на них слой простого цементного раствора, дать штукатурке схватиться. Затем, после того как таделактнанесен и его разровняли, на штукатурку наносится слой яичного белка, который скрепляет поверхность. А затем в течение последующих месяцев штукатурка высыхает, и сцепление поверхности за счет этого становится еще более прочным.
Камаль подсчитал, что нам потребуется не менее пяти тысяч яиц. Если бы мы направились за ними на Центральный рынок Касабланки, то они влетели бы нам в кругленькую сумму. Но через своих многочисленных родственников — двоюродных и троюродных братьев и сестер, дядюшек и тетушек — Камаль нашел давно забытого родственника, владевшего огромным инкубатором, в котором имелось около миллиона несушек.
Через два дня после того, как мы вернулись обратно с яйцами, у нас в доме появился застенчивый человек со светлыми глазами и прямым пробором. Я обратил внимание на его пальцы — длинные настолько, что, казалось, их кто-то специально вытягивал. Он не делал почти никаких движений и не заговорил до тех пор, пока я не спросил его имя. Он наклонился вперед, и только когда его рот оказался в нескольких сантиметрах от моего уха, прошептал: