Год в Касабланке
Шрифт:
Я размышлял о Хамзе, Османе и Медведе, о нашей собственной жизни в Дар Калифа. Я думал об Ариане и Тимуре, и о том детстве, какое у них будет, и каким оно уже было. Мои дочь и сын проводили дни свои в простодушном неведении, затерянные в стране, смотрящей на них как на королевских отпрысков. Я не знал, как долго мы будем жить в Доме Калифа, но в тот миг мне хотелось, чтобы это длилось вечно.
Несколькими днями позднее я получил сообщение, что наша мебель наконец прибыла из Индии и ожидает нас в порту Касабланки. Много месяцев назад я заказал ее по Интернету. Интернет, кредитная карта
На следующее утро после этого я получил твердое подтверждение фирмой своего заказа по электронной почте и благодарность за предоплату. Предоплату?! У меня глаза на лоб полезли. Я достал бумажник. Кредитки в нем не оказалось. Она обнаружилась на журнальном столике рядом с пустым винным бокалом. Я потратил все утро на рассылку полных отчаянья сообщений. Но все было безнадежно. Мебельная компания в Мумбае отказалась отменить заказ. Они посоветовали мне осторожней щелкать мышкой в следующий раз.
Когда в полдень я встретил Хамзу, он весело смеялся. Сторож сказал, что на смену сну про человека в пустыне пришел другой, в котором он увидел змею, скользившую по высокой траве.
— Это хорошо?
— Конечно, — радостно ответил Хамза. — Это значит — впереди ждет удача.
А когда в тот же день я шел к обеду, я увидел всю троицу, собравшуюся за изгородью. Они оживленно о чем-то шептались. Заметив меня, сторожа отпрянули, прикрыв рты.
Осман показал на меня:
— А вот и он.
Все трое устремилась ко мне, а за ними и садовник. Потом из кухни прибежала кухарка, которая позвала горничную, а та, в свою очередь, привела няньку. Под конец из дома гурьбой вышли мастера, чтобы посмотреть, что происходит. Они выстроились, выражая почтение так, будто находились в присутствии святого.
— Джинны слушают вас, — сказал Хамза.
— У вас есть барака, — добавил Осман.
— На вас благословение, — вставила горничная.
Я попытался отмахнуться от них, ведь я не просил джиннов помочь Хамзе, поскольку вообще в них не верил. Но они заявили мне, что в этом не может быть и сомнения. Все благодарили Аллаха за то, что он благословил меня. Я попытался объяснить им, что они ошибаются, но никто и слышать ничего не хотел.
Все принялись по очереди славить меня. Они говорили, что у меня чистое сердце, называли меня дитем, еще не испорченным реальностью жизни. Слушать все это было приятно, поскольку сказанное в значительной мере отличалось от того, что обычно говорилось обо мне. Наконец мне это надоело. Я закричал на них и попытался объяснить, что на самом деле все обстоит не так и мое сознание постоянно наполнено такими мерзкими мыслями, каких никому из них даже и не представить.
— Только благословенный может говорить, что это не так, — ответил Медведь.
— Он доказывает свой барака,отрицая
— У него есть сила, поскольку он — потомок самого Пророка, — сказал Хамза.
Осман собирался тоже что-то сказать, но вместо этого помчался в бидонвиль.Он вернулся через пять минут со своей маленькой дочкой. Девочке было три месяца от роду, и она страдала от сильного жара.
— Пожалуйста, коснитесь ее лба своей рукой, — попросил Осман. — Ваш баракавылечит ее.
Когда я был еще маленьким, отец предупреждал, чтобы я помалкивал о нашей родословной, когда окажусь в арабском мире. Он говорил, что быть потомком Пророка большая честь, но это настолько серьезно, что упоминать об этом никогда не следует.
Прошли годы, и я прочел о последних часах жизни Пророка Муххамада. Рассказывают, что якобы на смертном одре он приказал, чтобы его ближайшие последователи собрались вокруг него. Пророк сказал им, что собирается вскоре покинуть бренный мир. Но прежде чем уйти, он должен оставить им две самые дорогие вещи из всего того, чем владеет. И первой был Священный Коран, а второй — его семья.
Такое наследство могло показаться странным, но с того самого времени все мусульмане заняты им. Ближайшие члены семьи Муххамада, часто называемые на Востоке «Людьми плаща», почитаются всеми последователями ислама. Ни одна из семей не вызывает такого уважения, и ни одна не оказала такого динамического влияния на исламское общество. Среди прямых потомков Пророка множество философов, поэтов, географов, воинов и монархов.
Я был тронут тем, что Осман посчитал меня целителем из-за крови, текущей в моих жилах. В тоже само время я был смущен и отчасти потрясен. Я дал ему таблеток, чтобы снять температуру у его дочери, и сказал:
— Это поможет лучше любого моего врачевания.
Порт в Касабланке — самый большой в Африке. Он раскинулся на многие километры по берегу, являясь городом сам по себе. По периметру его протянута колючая проволока и стоят посты, порт патрулирует вооруженная полиция. Десятки причалов, оборудованных гигантскими портовыми кранами, готовы разгрузить торговые суда, прибывшие сюда со всех уголков мира: из Шанхая и Сан-Паулу, из Хельсинки и Гонконга, из Иокогамы и Владивостока. Невозможно угадать, что находится во всех этих одинаковых стальных контейнерах. Это становится известно, лишь когда инспекторы из dоuane, таможни, приходят и срывают свинцовые печати, выставляя содержимое контейнера на площадку.
Я по-настоящему страшился процедуры уплаты марокканской пошлины на ввоз. В порту ходила масса ужасных историй. Я слышал о людях, чьи товары задерживались на годы и даже на целые поколения. Камаль рассказал, как его отец однажды так расстроился, узнав размер пошлины, что поджег контейнер, полный оборудования, и ушел.
Мы провели три дня в кафе у главных ворот порта. Кофе там был еще гуще и темнее, чем где-либо в Касабланке. Как и всё на расстоянии двух километров от доков, он вонял тухлой рыбой. Публика в кафе собиралась не очень деликатная, обычным нарядом его завсегдатаев были оборванные джеллабы,а обувью — изношенные бабуши.Во всем кафе было не найти ни одного бритого подбородка.