Год в Касабланке
Шрифт:
— Как вы познакомились с ним?
Хозяйка посмотрела в пространство, потом взяла миниатюрный бронзовый колокольчик и дважды позвонила в него.
— Сейчас подадут чай.
Мой вопрос остался без ответа, я понял, что графиня намерена открывать мне то, что ей известно, на своих условиях, постепенно и понемногу. Чай подала горничная средних лет. На голове у нее был простой розовый платок. Она прихрамывала, от этого предметы на подносе дрожали, когда она проходила по комнате.
— Я расскажу вам, — сказала графиня, наливая чай. — Я вам все расскажу.
Снова наступила долгая пауза, и я засомневался, удастся ли мне узнать здесь хоть что-нибудь.
— Последние годы своей жизни, — начала графиня, — ваш дед, Сирдар Икбал Али Шах, как вы, вероятно, знаете, прожил в Танжере. Он снимал виллу на улице де-ля-Пляж. Там он писал книги и продолжал консультировать двух или трех глав государств. Все годы, проведенные им на вилле «Андалусия», он пребывал в трауре. Бедняга так и не оправился после смерти вашей бабушки в…
— В тысяча девятьсот шестидесятом, — подсказал я.
— Да. Это было в августе тысяча девятьсот шестидесятого, — сдержанно подтвердила графиня. — Она была такой красавицей. Я никогда не встречала женщину похожую на нее.
— Вы знали мою бабушку?
— Конечно, я знала Бобо, — сказала она со смехом.
Графиня рассказала, как она познакомилась с родителями моего отца. Это было еще до войны, в Вене, где ее муж служил послом. Они вместе путешествовали по Персии и Афганистану, наслаждаясь очарованием новых мест.
— Ваш дедушка научил нас многому. Но больше всего меня поразил его совет искать то, что не лежит на поверхности. Он сказал, что на поверхности морковь выглядит всего лишь пучком зелени, а ее корень сидит под землей, ожидая своего череда.
Графиня глотнула чаю.
— Икбал был близким другом и наперсником короля Афганистана Мохаммеда Надир Шаха, турецкого президента Ататюрка и главы исмаилитов Агахана III. Он вращался в высоких кругах, особенно здесь, в Марокко. Но, несмотря ни на что, ваш дедушка не любил быть на виду. Ему нравилось сидеть с хозяином лавки напротив своего дома и беседовать о жизни. Он советовал мне всегда общаться с простыми людьми. «Мир простых людей, — говорил он, — совершенен».
Хромая горничная принесла абрикосовый пирог. Графиня отрезала мне кусок.
— Я ездила в Танжер каждый месяц, останавливалась в гостинице «Минзе» и ходила до улицы де-ля-Пляж пешком вниз по холму. У Икбала был охранник, пуштун, которого он привез с собой из Гиндукуша. Он носил большую белую чалму и афганское платье и наставлял свое древнее ружье на каждого, кто проходил мимо.
Она помолчала немного, прищурилась и улыбнулась.
— Внутри виллы была терраса, поросшая настурциями, ароматным жасмином и мимозами. Икбал укрывался в ее тени, писал там письма или переводил суфийскую поэзию. Он всегда проводил утренние часы в одиночестве. После этого ваш дедушка обедал: обычно он ел кускус с пряным маринованным лаймом и заставлял всех, кто присоединялся к его трапезе, добавлять эту приправу к своей пище.
Я сказал, что совсем недавно посетил виллу «Андалусия».
— Иногда я тоже там бываю. Мне любопытно, но я никогда не звоню в дверь. Лучше оставить прошлое, как оно есть. Я поняла, что, когда прошлое соприкасается с настоящим, оно исчезает, как забытый сон.
— В своих дневниках дедушка многое пишет о своей горничной.
— Об Афифе? О, в конце концов она проявила-таки свое вероломство, также как и дервиш.
— Дервиш?
— Старик, который жил в саду.
— Кто это?
— Говорили, что якобы он явился вашему деду во сне. Это был бербер с гор. Икбал привез его и позволил жить в сторожке в саду. Старик жил там многие годы, делая лекарство из сока кактуса. Иногда он заходил на виллу, кланялся и целовал наши руки. Икбал умолял его не делать этого. Он говорил, что мы все равны перед Богом.
Я слушал рассказы графини в течение двух часов. За это время она ни разу не упомянула о Доме Калифа. Я не утерпел и спросил:
— А что вы знаете о Дар Калифа?
Графиня соединила кончики пальцев вместе и глубоко вздохнула.
— Я расскажу вам. Это было в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, в самый разгар холодной войны. Мой муж скоропостижно скончался в Париже. Он был еще так молод. Я была сломлена его смертью, и мне необходимо было куда-нибудь уехать. В июне того же года наш старый друг, сослуживец мужа по дипломатическому корпусу, пригласил меня в Касабланку. Ему нужна была информация о какой-то русской компании, которая начала работать в этом городе. Французам компания показалась крышей для русских шпионов.
До этого я ни разу не была в Касабланке. В то время город был совсем не похож на нынешний. Марокко только что получило свободу от Франции. Старые дома в стиле ар-деко были в великолепном состоянии, улицы полны народа и европейских автомобилей. Я вышла на эту русскую компанию и стала знакомиться с ее сотрудниками. Директора фирмы звали Сергей, он жил в пригороде Айн-Диаб.
Графиня встала и подошла к окну.
— Он жил в Дар Калифа.
— Русский шпион жил в моем доме?
— Понимаю, звучит экзотично, — сказала графиня с тоской в голосе, — но в то время в этом не было ничего необычного.
Возвратившись в дом, я обнаружил на полу свежий кровавый след. Он вел от садовой калитки по главному коридору и через гостиную в кухню. Перепугавшись, я пошел выяснять, в чем дело. След обрывался у стула, а на стуле сидел Медведь. Он держал на весу окровавленный палец.
— Что случилось?
— Плохо дело, месье Тахир.
Как выяснилось, пока я беседовал с графиней, произошла череда событий, смутивших разум сторожей новым кошмаром. Садовник упал с лестницы, подрезая засохшие листья на самой высокой финиковой пальме. Ему чудом удалось избежать серьезной травмы. Следом за ним Медведь поранил себе палец ржавым гвоздем, а с потолка веранды отвалился большой кусок штукатурки и чуть не попал Хамзе по голове. Когда сторожа пришли ко мне на вечерний доклад, я понял, что они сильно возбуждены.