Год в Касабланке
Шрифт:
— Почему мы разгружаем контейнер сейчас, посреди ночи?
— Потому что вам не нужно, чтобы видели люди, — прошипел Камаль. И пояснил, что научился скрытности у своего отца.
— Но мне нечего скрывать.
— У каждого есть что скрывать, — сказал он.
Глава 18
Каждый жучок в глазах своей матери — газель.
В начале марта болезнь пришла в Дом Калифа. Мы заболели все, но первыми ее жертвами стали дети. Сначала появилась тошнота, а потом начался
— Вас отравили, — сказал он мрачно.
Это меня ничуть не удивило.
— Я и сам уже догадался.
В промежутках между сильными приступами рвоты мы попытались установить, чем именно нас отравили. Мы уже давно не ходили в ресторан, а на кухне у нас полная чистота. Врач спросил, откуда к нам поступает вода.
— Из колодца. Мы прочищали его. Вода была чистой.
Позвали Хамзу, и он высказал свое мнение: болезнь нагнали злые духи, джинны. Я стал убеждать его, что доктор, будучи человеком науки, не верит в джиннов.
— Еще как верю, — резко оборвал меня эскулап.
— Но должно ведь быть научное обоснование.
— Сейчас все выясним, — пообещал он.
Хамза повел его обследовать кухню, оставив нас толкаться у унитазов. Я усомнился в том, что доктор, верящий в потусторонний мир, может сделать правильное заключение. Через несколько минут Хамза привел его назад к туалету.
— Колодец отравлен, — сказал врач твердо.
— Но его чистил профессионал.
— Кто-то намеренно заразил его, — высказал доктор свое подозрение.
— Кто же мог такое сделать?
— Возможно, крестный отец местных трущоб, — предположила Рашана.
Я решил задать прямой вопрос Хамзе:
— Клал ли кто-нибудь что-нибудь в колодец?
Он опустил глаза и ничего не ответил.
— Хамза! — зарычал я, уступая накатившей на меня вновь волне рвоты. — Что происходит?
Сторож нервно сцепил руки. Я понял, что он что-то скрывает.
— Говори сейчас же! — закричал я.
— Джинны, — сказал он. — Квандиша.
Если бы у меня были силы, то я бы тотчас бросился на него и задушил. Я не мог слышать больше ни слова о джиннах. К чертям хорошие манеры! Мы все были так серьезно больны, но, как всегда, винить в этом можно было только джиннов.
— Прекрати мне талдычить об этих проклятых джиннах! — закричал я. — Не хочу больше ничего о них слышать.
Доктор задал Хамзе какой-то вопрос по-арабски. Они спокойно обсудили что-то.
— Теперь я понимаю. — Врач улыбнулся.
— Что здесь понимать? — возмутился я. — Когда что-то идет не так, сторожа неизменно сваливают все на проклятых джиннов.
— А как иначе, — сказал врач, — джиннов и следует винить за отравление, косвенно.
— Что значит косвенно?
Доктор отложил в сторону свой стетоскоп.
— Хамза сказал мне, что в
— Квандиша.
— Да, это ее имя, вернее, ее так здесь называют. Никто не осмелится произнести вслух ее настоящее имя. Она не хочет, чтобы вы жили здесь. И говорит, что убьет всех вас, если вы не уедете отсюда. Сторожа очень напуганы, поэтому они пытаются задобрить Квандишу. Они не хотят, чтобы она навредила вам или вашим детям. Сторожа очень переживают.
— Так как насчет яда?
Доктор снова улыбнулся.
— Для того чтобы задобрить Квандишу, Хамза каждый вечер бросал в колодец половину курицы.
— Проклятье, Хамза!
— Он делал то, что считал правильным, — сказал доктор, — пытался решить проблему, выгнать Квандишу отсюда.
Мне захотелось вернуться в Британию — страну, промышленным путем очищенную от суеверий.
— Скажите, доктор, а для того, чтобы заставить Квандишу уйти и больше не возвращаться, что нам следует сделать?
— Все очень просто, — пояснил доктор. — Нужно всего лишь провести изгнание джиннов.
Графиня Лонвик рассказала мне, что дед раз в месяц ездил в Касабланку покупать кофе в лавке рядом с Центральным рынком. Я поискал в его дневниках, но никакого упоминания о городе там не нашел. Когда я сказал об этом графине, она рассмеялась.
— Конечно нет! — воскликнула она. — Он никогда не называл этот город Касабланкой. Он помечал его как Б. Д., то есть Белый Дом. [11]
11
Casa Blanca — Белый Дом (исп.).
Дед вырос в то время, когда секретность правила повсюду. Разумеется, это наложило на него свой отпечаток. Его дневники пестрели анаграммами, акронимами и его собственными кодовыми обозначениями, зачастую представлявшими собой переводы с языка дари, на котором говорят в Афганистане. Я снова пробежал глазами дневники. Графиня была права. Записи с сокращением Б. Д., кодовым названием Касабланки, встречались ежемесячно. Обычно рядом с этим сокращением встречались инициалы X. Б. Например, он писал: «Проведал X. Б.» или «X. Б. в полном порядке», «Передал пятьдесят дирхамов для X. Б.».
Я позвонил графине и спросил, не знает ли она, как расшифровать эти загадочные инициалы.
— Ваш дед часто говорил, что приезжает в Касабланку за кофейными зернами, поскольку местный кофе напоминал ему то, что он пил в Кабуле.
— Ну а что такое X. Б.?
— Может, это какой-то сорт кофе? — предположила графиня.
— Вряд ли. Ему не откажешь в эксцентричности, но одержимость кофейными зернами — это уж слишком.
Я хотел спросить у Камаля его мнение, поскольку он хорошо разгадывал кроссворды. Но мой помощник всю неделю не появлялся. Его многострадальная девушка, которой я позвонил, на мой вопрос о том, куда подевался Камаль, ответила: