Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую
Шрифт:
И через четыре километра я увидела указатель, что до озера по-прежнему шесть километров. Так, понятно. Фламинго откладывались на завтра. Нужно было где-то найти ночлег. Кругом ни души. Я решила дойти до ближайших огней: там будет либо деревня, либо город. Можно попробовать заночевать в церкви или на крайний случай в отеле.
Я говорю – на крайний случай, потому что в этом путешествии у меня было неприятие отелей. В отелях нет жизни. Там ночуют, проводят дни, но не живут. Каждый новый гость стирает предыдущего из истории. Вечное обнуление. А мне хотелось есть жизнь ложками, черпать ее из бьющих ключей испанских деревень и городов и жадно глотать эту родниковую воду, и чтобы вода струилась по лицу.
Я шла на огни. Примерно через час блуждания по полям и посадкам деревьев я незамеченной вошла в небольшую испанскую деревню. В первую очередь пошла к церкви. Стучалась в ворота по-хоббитовски: большим железным кольцом. Нет ответа. Звонарь в колокол звонил, но дверь не открывал. А я думала, церковь – стопроцентный вариант: добро, человечность, взаимопомощь братьям и сестрам. Ладно, отправлюсь к людям.
Пришла в бар, народа тьма. Но по-английски никто не говорил, значит, найти ночлег здесь не получится, раз даже чая не закажешь. Подумала, что ни религия, ни люди мне сегодня не помогут, нужно лавочку искать. И после четырех часов скитаний по полям, безрезультатно пытаясь хоть что-то заказать в баре, я поплелась к выходу. И тут один весельчак, похожий на немца, меня окликнул по-английски. Я выдохнула. После моего рассказа, что я тут делаю и куда путь держу, он сильно удивился, быстро организовал мне ночлег у местного испанца и расспросил, как это так я одна путешествую. Он оказался голландским программистом, который живет с женой и детками в этой испанской деревеньке. Они всем селом в тот день выиграли соревнования по приготовлению паэльи с соседней деревней, потому у них большое празднество, все счастливы и пьяны.
Большой добрый испанец, отец четырех детей, приютил меня на ночь. Он рассказал мне, что те голые поля, по которым я блуждала, весной станут зелеными рисовыми полями, полными воды, а фламинго будут жить прямо в этих рисовых посадках. Иногда, испуганные машиной или звуками, похожими на выстрелы, фламинго будут срываться из рисовых зарослей, оставляя после себя только круги на воде, и стремительно полетят на другое поле.
Проснувшись утром, я дошла до фламинго. С усталостью от вчерашнего приключения и ощущением торжества я уселась на траву. С блаженной улыбкой я стала наблюдать за озером. Птицы розового цвета стояли на одной ноге, выуживали водоросли из толщи воды, неспешно прогуливались вдоль бордюров, прилетали на освободившиеся квадраты, заросшие камышом, и улетали на соседние озера, словно мигранты, разыскивая лучшие места для проживания. Я была совершенно счастлива. Я подумала о том, как испанцы заботятся об этих птицах: оборудуют для них озера, засаживают колонии водорослей, запрещают неволить фламинго и постоянно их пересчитывают, чтобы не допустить снижение количества особей. Кому-то на свете повезло родиться фламинго – о них весь мир заботится и создает условия для хорошей жизни… В то солнечное утро я тоже чувствовала себя фламинго.
Экспресс. От отеля дальнобойщиков до Валенсии
После озер фламинго я продолжила медленно, но верно двигаться к Гибралтару. Следующей остановкой на пути был город Валенсия. Мне хотелось добраться до Валенсии в идеале за один день.
Две милые аргентинки подвезли меня до скоростной трассы на Валенсию на игрушечной розовой машинке, в багажник которой мой рюкзак еле поместился. На трассе никто меня не подбирал. Легковушки и грузовики пролетали мимо. Камушки щебня, вылетающие из-под колес, больно ударяли по ногам. Я чувствовала вибрации проносящихся трейлеров, порывы воздуха толкали меня вместе с рюкзаком из стороны в сторону, нужно было быть очень осторожной. Я знала, что автостоперы чаще страдают не от рук сумасшедших водителей-маньяков, а от собственной невнимательности на дорогах во время переходов и ходьбе по обочине. Мне было страшно оказаться в числе раненых путешественников.
Я шла вдоль трассы с поднятой рукой два часа. Некоторые автостоперы советуют в таких случаях «подкормить» дорогу. Я в это не верила, но решила попробовать. Я «скормила» дороге половину своего инжира и шоколадки, но сытая дорога все равно отказывалась везти в Валенсию. Хотя, возможно, дорога просто не любила шоколад и инжир.
Я устала и хотела спать. Мне надоело бояться шума и толчков проезжающих грузовиков. Знакомиться ни с кем не хотелось. По отработанной схеме я дошла до ближайшей деревни. Казалось, что народ вымер. В единственном кафе никого не было, кроме старенького продавца. Старенький продавец сказал, что поблизости есть только отель для дальнобойщиков, до ближайшей станции с поездами, которые могут домчать меня в Валенсию, пятнадцать километров. Первый поезд поедет в Валенсию только в девять часов завтрашнего утра. Я решила переночевать в отеле, потратив деньги, а не собственную энергию, количество которой стремилось к нулю после долгого дня с крайне удачным и крайне неудачным автостопом. Из последних сил я притащила уставшее тело в отель для дальнобойщиков, поднялась в свой номер и заснула богатырским сном.
На следующее утро я проснулась ни свет ни заря и пешком отправилась на железнодорожную станцию, расположенную в пятнадцати километрах от отеля дальнобойщиков. Автостопа не хотелось, а вот пройтись по апельсиновым садам, заглянуть в парочку испанских деревень было самое то. В начале моего пешего дня я думала о том, как напишу письмо своей сестре о путешествии. В письме будут изложены мои открытия и советы о том, как нужно путешествовать с рюкзаком.
Через пять километров я перестала строить из себя бодрого походника-мессию, готового раздавать советы. Мое тело во время автостопа вперемешку с ходьбой не успевало привыкнуть к нагрузкам, потому что оно то шло, то сидело. Не происходило погружения в ходьбу достаточно глубоко, чтобы прочувствовать настоящий вес рюкзака. Левое плечо было нагружено больше правого, на ступнях появились первые настоящие мозоли. Поясница ныла. Очевидно, что мой рюкзак был уложен неправильно, но переложить его не было времени. Да и, признаться, я не знала, как правильно укладывать рюкзак.
Кем я себя тогда возомнила? Я всего пару дней находилась в путешествии. Какие советы я собралась давать своей сестре? Через десять километров я поняла, что мне стоит в первую очередь перестать мнить о себе невесть что и прибавить темпа, если я собираюсь успеть на поезд до Валенсии.
А раньше мне казалось, что путешествовать автостопом с рюкзаком – это очень дешево и просто. Идешь себе, идешь с рюкзаком, когда захотел – разбил палатку, кто-то на авто подбросил, накормил, приютил – красота. На самом деле это не совсем так. Денег действительно тратишь не очень много. Тратишь себя самого. На ходьбу. На преодоление препятствий в виде уверенных в себе дедуль. На поддержание себя в хорошем настроении, когда устал, а до места-цели еще десятки километров, и никто не берет на дороге. Нужно постоянно генерировать энергию, поддерживать ее количество на высоком уровне, чтобы улыбаться и мыслить позитивно. Никто не хочет подвозить скучных и недовольных. Энергию, которая уже существует в твоем кармане в виде денег, намного проще тратить.
Еще я заметила, что жаловаться – это очень социальная привычка. Она может быть проявлена в полной мере только с кем-то, кроме тебя, со зрителем, у которого хочется вызвать определенную реакцию. Когда путешествуешь в одиночку, некому пожаловаться и неоткуда ждать защиты. Пропадает и сама необходимость жаловаться. Через несколько дней одиночного преодоления препятствий я заметила, что перестала себя жалеть. Некому было выслушать мои сокрушительные вопли, и они просто перестали возникать за ненадобностью. Очень удобный инструмент по самопомощи, надо признаться.
Несмотря на очевидные минусы одиночного путешествия с рюкзаком, я не согласилась бы променять его на чемодан и автобусные туры. Потому что странные встречи, интересные разговоры и приключения водятся там, где нет гидов, мягких кресел и заранее забронированных гостиниц. Приключения будоражат и заставляют меня чувствовать себя живой. Так зачем мне лишать себя жизни?
На экспресс в тот день я все же успела. В уютной обстановке испанской электрички я осознала, насколько счастлива. Прямо сейчас. У меня были время и возможность путешествовать. Я могла просыпаться в разных местах, видеть разных людей, чувствовать ветер кожей. Мои руки перманентно пахли можжевельником и были липкими из-за апельсинового сока. Мне нравилось слушать испанскую речь. Мне нравилось обнимать деревья, находиться в местах, где я оказывалась телом, мыслями и душой. Мне нравилось наблюдать, молчать, улыбаться, чувствовать боль в плече, вдыхать этот зимний испанский воздух, подставлять лицо солнцу, открывать руки для объятий, перестать торопиться, но везде оказываться вовремя, просто быть живой. Мне казалось, что жизнь верна по определению. Все решения, принятые и непринятые, верны, потому что они привели меня к торжеству радости бытия без тягостных раздумий о смысле жизни. После этих пятнадцати километров пешком по земле мне было просто радостно, что я – это я, и все на свете существует таким, какое оно есть. Во мне растворилось желание усовершенствовать и изменить что-либо в окружающей меня действительности.
Я спрашивала себя: смогу ли я сохранить это ощущение жизни в себе навсегда? Перестану ли я бояться конца всего, который непременно наступит? И в более короткой перспективе – как я буду видеть мир после окончания путешествия и когда оно закончится?
Но ответам не суждено было родиться. Моя голова прислонилась к окну испанской электрички, глаза сомкнулись, и я безмятежно проспала до самой Валенсии.
Влюбленные в профессию. Гранада
Валенсия была слишком большой, слишком красивой и слишком громкой. Мне было ее невероятно много с самых первых минут нашей встречи. Просторный вокзал, выложенный мозаикой, люди приезжающие, люди уезжающие, люди ждущие, люди спешащие. После одиночного блуждания по деревням я была не готова вновь оказаться в большом городе. Я торопилась к океану, но по дороге в Гибралтар мне хотелось заехать в горную марокканскую Гранаду и морскую Малагу, где жил Пикассо.